Не все в России сокрушались, когда немцы начали наступление. Напротив, нашлись люди, которые надеялись, что немцы уничтожат большевиков, и сожалели, что германское правительство идет с большевиками на союз. Знаменитая писательница Зинаида Гиппиус, люто ненавидевшая революцию, 7 февраля 1918 года записала в дневнике: «Германия всегда понимала нас больше, ибо всегда была к нам внимательнее. Она могла бы понять: сейчас мы опаснее, чем когда-либо, опасны для всего тела Европы (и для тела Германии, да, да!). Мы — чумная язва. Изолировать нас нельзя, надо уничтожать гнездо бацилл, выжечь, если надо, — и притом торопиться, в своих же, в своих собственных интересах!»

Когда немцы начали наступление, французы и англичане предложили Советской России помощь. Часть членов советского руководства была вообще против каких-либо соглашений с империалистами. Троцкий же считал, что, если предлагают помощь, надо этим воспользоваться. Ленин сформулировал решение так: уполномочить тов. Троцкого принять помощь разбойников французского империализма против немецких разбойников.

Тем не менее стало ясно, что с немцами придется договариваться, и как можно быстрее. Но немцы выставили такие условия, идти на которые казалось заведомо невозможным.

Возмущенный Ленин сказал Троцкому:

— Да, придется драться, хоть и нечем. Иного выхода, кажется, уже нет.

Но минут через пятнадцать, когда Троцкий вновь зашел к нему, Ленин уже успокоился:

— Нет, нельзя менять политику.

Эти настроения передает дневник Зинаиды Гиппиус: «Большевики совершенно потеряли голову. Мечутся: священная война! Нет, — мир для спасения революционного Петрограда и советской власти! Нет, — все-таки война, умрем сами! Нет, — не умрем, а перейдем в Москву, а возьмут Москву, — мы в Тулу, и мы… Что, наконец? Да все, — только власти не уступим, никого к ней не подпустим, и верим, германский пролетариат… Когда? Все равно когда…»

В Москве между лидерами большевиков шли ожесточенные споры. ЦК отказывался подписывать мир с немцами, а многие требовали защищать революцию с оружием в руках. Теперь условия мира стали еще хуже: Россия теряла Прибалтику и часть Белоруссии. Города Карс, Батум и Ардаган надо было отдать Турции. Признать независимость Украины, немедленно демобилизовать армию и уплатить Германии шесть миллиардов марок контрибуции.

Ленин доказывал необходимость капитуляции — никакие потери не имеют значения, можно отказаться от Польши, Финляндии, признать независимость Украины, лишь бы сохранить власть. Троцкий не соглашался с ним, но, понимая опасность ситуации, при голосовании воздержался. Ленинская точка зрения была принята. Если бы Троцкий проголосовал против позиции Ленина, немцы могли бы взять Москву и Петроград, и власть большевиков кончилась бы…

Академик Александр Николаевич Яковлев, бывший член политбюро ЦК КПСС, считал так:

— В отношении Брестского мира Троцкий занял более-менее приличную позицию. Ленин руководствовался одним — отдай хоть половину страны, но власть сохрани. А Троцкий был против мира с немцами. Дело не только в территориях, которые они могли захватить. Дело в контрибуции — и золото, и сырье поехало на Запад, к немцам. Вопрос с территориями после поражения Германии был решен, а что ушло в счет контрибуции, не вернулось, там осталось. Что же потом десятилетиями вызывало раздражение советских историков, описывавших историю заключения Брестского мира? То, что тогда члены ЦК посмели голосовать не по указанию Ленина, а по собственному разумению… Тогда еще не было ни рабского послушания, ни чиновничьего безразличия. У участников этой исторической драмы были собственные взгляды, и они считали своим долгом их защищать…

Троцкий сказал Ленину:

— Мне кажется, что политически было бы целесообразно, если бы я, как наркоминдел, подал в отставку.

— Зачем? Мы, надеюсь, этих парламентских приемов заводить не будем.

— Но моя отставка будет означать для немцев радикальный поворот политики и усилит их доверие к нашей готовности действительно подписать на этот раз мирный договор.

Лев Давидович подал в отставку. На заседании ЦК Сталин, как записано в протоколе, сказал, что «он не делает ни тени упрека Троцкому, он также оценивает момент как кризис власти, но все же просит его выждать пару дней».

В этот период Троцкий еще оставался романтиком, революционером, не столкнувшимся с кровавой практикой революции. Но они с Лениным быстро менялись. Первым это ощутил Горький. Он писал в газете «Новая жизнь»: «Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия… Надо понять, что Ленин не всемогущий чародей, а хладнокровный фокусник, не жалеющий ни чести, ни жизни пролетариата».

— Троцкий с Лениным были люди, для которых власть — это все, — говорит академик Александр Яковлев. — Ради власти они были готовы на все. Убийца ведь появляется после первой крови. И запах крови их опьянил. До этого все дискуссии носили теоретический характер. Одни говорили — лучше без насилия, другие — а чего церемониться… А тут начали убивать, и все — судьба была определена. Они уже были готовы к большой крови.

13 марта 1918 года Совет народных комиссаров постановил: «Товарища Троцкого согласно его ходатайства освободить от должности наркома по иностранным делам. Временным заместителем народного комиссара по иностранным делам назначить товарища Чичерина».

Отставка Троцкого стала облегчением и для него самого, и для Ленина, который поручил Льву Давидовичу куда более важное дело — в качестве наркома и председателя Реввоенсовета республики создавать армию.

На переговоры с немцами отправили новую делегацию. Ее возглавил член ЦК Григорий Яковлевич Сокольников. Вместе с ним поехали нарком внутренних дел Григорий Иванович Петровский и от Наркоминдела Лев Михайлович Карахан и Георгий Васильевич Чичерин.

«Делегация приехала из Петрограда особым поездом с двумя салонными вагонами, — вспоминал польский социалист Вацлав Сольский, член Минского Совета рабочих и солдатских депутатов. — Карахан в это время производил впечатление восточного вельможи. Одет он был как-то особенно элегантно, все лицо закрывала большая черная борода. Но в разговоре он оказался человеком довольно простым и очень веселым».

3 марта советская делегация подписала договор с Четверным союзом. Первая мировая война для России закончилась. 22 марта договор был ратифицирован германским рейхстагом. Но большого облегчения он немцам не принес. Германские войска остались на Украине и Кавказе (в надежде добраться до бакинских вышек), в Прибалтике и Белоруссии в качестве оккупационной армии. Укрепить Западный фронт не удалось.

Никакой ненависти к Германии советское руководство не питало. Напротив, большевики проявили интерес к сближению с Берлином. Ведь немецкое правительство признало советскую власть и, более того, предлагало военное сотрудничество — против Белой армии и войск Антанты, высадившихся на территории России.