Впрочем, в смысле соседства местоположение оказалось не идеальным, поскольку землю за домом вскоре разрыли: там начала строительство Водопроводная компания Миддлсекса, но это не отвратило Тёрнера от приобретения земельных участков в других местностях. За девяносто пять фунтов с торгов он приобрел коттедж и пол-акра земли на окраине Грейт-Миссендена в Букингемшире; возможно, покупка предназначалась для Сары Денби и ее дочерей. Весной 1807 года он прикупил еще земли в Туикнеме, где задумал построить загородный дом, приличествующии джентльмену его положения. И кто сказал, что гениальный художник не может быть удачливым коммерсантом?

В этот период он жил с отцом в Хаммерсмите и регулярно ходил в галерею на Харли-стрит – двухчасовая прогулка не казалась утомительной ни отцу, ни сыну. По сути дела, тогда Тёрнер более чем когда-либо участвовал в жизни Лондона. Много усилий отдавал публикации своих гравюр в виде “Liber Studiorum”, первый номер вышел летом того года. Туда вошли пять отдельных листов, которые гравер Чарльз Тёрнер сделал с недавних рисунков Темзы. Тёрнер-художник, однако, был к Тёрнеру-граверу чрезвычайно строг. Однажды он оставил на пробном оттиске резкое замечание: “Сэр, Вы сделали замок акватинтой до самых скал. Разве я просил Вас о подобной вольности?”

Кроме того, он конечно же выставлял новые картины в собственной галерее, и в тот год показал публике “Ширнесс и остров Шеппи при слиянии рек Темзы и Мидуэй у Норской отмели” и другие виды Темзы. Темза на этих картинах большей частью течет спокойно, со многими признаками человеческой деятельности, обозначенными на ее берегах, но “Ширнесс и остров Шеппи” изображает воды бурные и опасные. Это два полюса тёрнеровского воображения – тишь и буря, гладь и натиск.

На выставку в Королевскую академию меж тем он отдал работы иного характера. Одно полотно маслом имело название “Деревенский кузнец обсуждает цену железной подковы и цену за то, что подковал пони мясника”. Столь незатейливое и даже прозаическое название само по себе говорит о том, что Тёрнер осваивал жанр характерной или реалистической живописи, родоначальником которой был фламандский художник семнадцатого века Давид Тенирс-младший, а в недавнюю моду ввел шотландец Дэвид Уилки. За год до того “Деревенские политики” Уилки, вывешенные на академической выставке, вызвали настоящий ажиотаж: Тёрнер не хотел, чтобы его обошли, да еще художник десятью годами младше, и взялся доказать, что может написать такого же рода картину с куда большим мастерством и свободой.

Также он выставил полотно “Солнце встает в тумане; рыбаки моют и продают рыбу”, которое буквально затмило “Слепого скрипача” Уилки, висевшего неподалеку. Объединение “солнца” с “туманом” уже предвосхищает будущие представления Тёрнера об осязаемости и силе света. Поговаривали, что Тёрнер намеренно добавил солнцу красноты, чтобы творение Уилки ушло в тень. Про красноту – это, конечно, неправда, потому что солнечный диск на картине как раз бледный и таинственный, но то, что к конкурентам Тёрнер относился ревниво, сомнению не подлежит. Когда один коллекционер спросил его о цене “Кузнеца”, он ответил, “что знает, что Уилки должен получить за своего “Скрипача” сто гиней, а потому не может оценить свою картину дешевле”.

В тот год его назначили “профессором перспективы”, и деловые связи с Королевской академией упрочились. Строго говоря, он был единственным кандидатом на этот пост, так что избрание сомнений не вызывало. Однако свою первую лекцию он откладывал целых четыре года.

Поскольку отец его был занят домом и садом в Хаммерсмите, Тёрнер нанял для галереи на Харли-стрит новую смотрительницу – Ханну Денби, племянницу его любовницы, Сары Денби. В возрасте двадцати трех лет Ханна навсегда связала свою жизнь с Тёрнером и до самой смерти художника присматривала за его хозяйством. С годами она становилась все эксцентричней, но неизменно была верна и надежна. Ходил слух, что отношения их быстро вышли за рамки тех, что полагаются хозяину и работнице, и что это она выносила его детей, но, скорее всего, такая путаница возникла ввиду того, что рядом с ним обретались две женщины, которые носили одну фамилию, Денби. Впрочем, Сара Денби с того времени определенно отошла на второй план.

Теперь Тёрнер продвигался в обществе деятельней, чем когда-либо. Он непрерывно ездил по поместьям возможных меценатов в надежде получить заказ на картину. К примеру, в 1808 году он провел несколько недель в Тэбли-хаус в Чешире, для владельца которого, сэра Джона Лестера, написал два вида этого величавого дома. В следующем году законченные картины были выставлены в академии, и в одной из газет написали, что “обыкновенная топография” в случае Тёрнера преображается, словно начерченная “магическим карандашом”. Магия – штука не дешевая. Полотна были оценены в 250 гиней каждое.

Конечно, живя в поместьях знати, он не работал без передыху. Некто, гостивший одновременно с ним в усадьбе одного из аристократов, вспоминал, что он “больше ловил рыбу, чем рисовал”. Тёрнер в самом деле был рыболов страстный и удачливый. Посиживая с удочкой, он грезил стихами и живописью. И игра солнечных бликов на ряби воды не избегала его внимания. В путешествия он часто брал с собой книгу Айзека Уолтона “Совершенный рыболов”[27], к тому ж у него имелся зонтик, который удивительным образом преображался в удилище. Когда клевало, он, по словам свидетеля, “ликовал, как школьник”. Один его приятель, как-то составивший ему компанию, подробно описал, как он вел себя на рыбалке. “Каждую пойманную рыбу он показывал мне и просил рассудить, позволяет ее размер оставить ее для стола или лучше отправить назад в реку. Его сомнения на этот счет выглядели почти трогательно, он всегда давал подсудимой право на сомнение в ее пользу”. Рыбалка была для него не просто времяпрепровождением. На его счету множество картин, изображающих труд рыбаков, в море и на отмелях, и на пейзажах рыболов с удочкой далеко не редкость; он даже натюрморты писал с рыбой, в одном из своих стихотворений назвав рыбье племя “народцем с плавниками”.

В тот год он впервые посетил Петуорт-хаус, имение лорда Эгремонта. Позже художник бывал там не раз, и об одном из его более поздних визитов сохранился рассказ свидетеля: тот мальчиком видел Тёрнера “курящим сигару, а на траве возле него лежала отличная щука”. Однако снасть художника запуталась к каких-то корнях, и послали за лодкой, чтобы освободить леску. “И пока ждали лодку, Тёрнер разговорился, вырезал мне кораблик из щепки, воткнул в него мачты и сделал парус из двух листков, вырванных из маленького блокнота для рисования, в котором, помнится, я заметил цветной набросок морского заката”. Тернер всегда ладил с детьми, без усилий находя с ними общий язык. Приведенный выше рассказ заканчивается картинкой, на которой Тёрнер возвращается в Петуорт-хаус со щукой в руке и пачкой эскизов, торчащих из кармана сюртука.

После первого своего приезда в Петуорт, случившегося в 1808 году, он возвращался туда множество раз, и тамошние впечатления стали и сценой, и содержанием многих самых знаменитых его картин. Тернер пребывал там под дружеской опекой лорда Эгремонта, который первым в 1802 году приобрел одну из его работ. Лорд Эгремонт отличался более широкими взглядами, чем большинство пэров, был немногословен, с большим гостеприимством привечал у себя художников и писателей и в поведении своем отходил от общепринятых норм.