Семь сотен марок были большой суммой. Каким же образом военнопленным удалось ею завладеть?

Мы провели совещание по безопасности. Деньги, очевидно, пронесли контрабандой. Только потом мы узнали, что они поступали в посылках и их проносили на своих телах новоприбывшие. Британский офицер однажды похвастался мне, что английский «банк» держал в потайном месте более 2000 немецких марок. Мне потребовалось почти четыре года, чтобы найти это сокровище, но в конце концов я его заполучил. Но шел 1941 год: тогда «горячих» денег было мало.

Часовому мы приказали продолжать игру и держать нас в курсе дела. В свое время он получил 100 марок в качестве первой части взятки. Приближался Духов день. Личный состав собирался в увольнительные, и напряжение спадет. Караульного ожидали на дежурстве между девятью и одиннадцатью часами в четверг перед Духовым днем, 29 мая. До восьми часов было светло. За два дня ему сказали: «С этих пор, когда будешь на дежурстве, не поднимай головы». Он передал это нам, и мы сделали соответствующие приготовления.

Столовая. Где-то там они собирались вырваться на свободу, но где? Снизу? Невозможно. Крышка канализации в полу столовой была замурована. Сверху? Только не при свете прожекторов. Может, они устроят короткое замыкание и спустятся вниз в темноте по веревке? Вылезут ли они из столовой через одно из окон? Часового уверили, что после побега не останется следов, так что его подозревать не станут. Как, Zum Donnerwetter[13], они намеревались выбраться наружу? Мы чувствовали себя очень глупо. Боже, мы зависим от пленных в линии действий!

Все дежурные офицеры и несколько караульных собрались в комнате в здании комендатуры, где наш северо-восточный угол соприкасался с углом столовой двора заключенных. Дверь на травяную террасу снаружи этой проклятой столовой находилась на нашей стороне стыка обоих дворов. Мы тихо отперли ее. Унтер-офицер и десять человек стояли наготове на гауптвахте снаружи ворот пленных, в конце подъездного дворика. По телефонному звонку нашей внутренней связи они бросятся в любую часть замка, которую мы укажем. Мы решили, что прорыв будет осуществлен точно в четверг. В тот вечер мы, должно быть, были взведены не меньше пленных. Мы приняли вечернее построение под жесточайшими указаниями не подавать виду, что что-то знали или подозревали. Все казалось вполне обычным. Все присутствовали. Не были ли они, возможно, более тихими, чем обычно? Построение распустили. Мы покинули двор и заняли свои позиции на опасном месте. Связались с гауптвахтой – те знали приказ. Напряжение среди нас было огромнейшим. Именно в такие мгновения, как эти, горячие головы могли натворить бед.

«Без приказа офицера не стрелять» – «Ja wohl, Herr Hauptmann»[14].

Стемнело, зажглись прожектора. Сцена была готова, мы ждали актеров. Караульный номер 9 ходил взад-вперед. Мы не видели его: он находился в мертвом пространстве ниже уровня террасы. Это был сплошной комок нервов, а значит, вероятнее всего, он и начнет стрелять. Мы ждали и смотрели. Но что мы должны были увидеть? На чем сосредоточиться? При каждом звуке мы вздрагивали. Глаза слезились от напряжения. Мы смотрели. Внезапно мы заметили некое движение. Не мотылек ли это порхает перед прожектором, отбрасывая дрожащую тень на лужайку? Теперь мы могли сфокусироваться. Показалась четкая линия – щель. Пучок травы зашевелился и начал приподниматься. Это была крышка люка. ЛО-1 сделал знак «Подождите!». Квадратный кусок дерна в деревянной рамке поднимался прямо из земли. Из люка показались ноги, за ними последовали руки и плечи. Наконец перед нашими глазами предстал британский капитан Рейд!

«Heraus!»[15] – и мы набросились на него! Один из нас по телефону отдал приказ караулу немедленно занять столовую. Любой, кто сейчас там находится, должен там и остаться.

«Los!»[16] В туннеле под столовой мы поймали десять британских и двух польских офицеров, включая старшего британского офицера, полковника Джермана. Все были в гражданской одежде, у всех имелись пропуска. У них нашли 85 марок монетами и 150 унтов веса продовольствия – все продовольствие Красного Креста, большей частью в консервных банках, плюс шоколад и печенье. Что за улов для нас!

Пленные открутили крышку канализации в полу столовой и проложили путь вдоль трубы через боковую стену. Чтобы работать по ночам, им пришлось взломать замки двух дверей, одну – ведущую с их лестницы во двор, вторую – из двора в столовую.

Последовали контрмеры. Мы начали произвольно менять караульных, следя за тем, чтобы одни и те же солдаты не возвращались каждый раз на один и тот же пост. Таким образом, мы поставили себе целью уничтожить любую закономерность в охранных постах, которая могла бы предоставить пленным определенного человека или постоянное расписание какого-либо рода, которые они могли бы использовать.

А караульный? Он оставил себе 100 марок, получил дополнительное увольнение, продвижение по службе и был награжден крестом «За военные заслуги». Игра стоила свеч.

Это был наш первый большой успех, и могли мы им похвастаться исключительно благодаря преданности одного из наших людей.

Шел 1941 год, Русская кампания еще не началась. Годом позже я начал сомневаться в стопроцентной надежности нашего караула. К тому времени, а именно к 1942 году, роли начали меняться. Затягивались пояса, падали бомбы, а с ними боевой дух и надежды; знавшие немецкий язык ораторы из числа пленных неустанно распространяли пропаганду среди охраны, и чем теснее мы старались опутать их сетью надсмотра, тем теснее становились контакты с теми, с кем они могли работать. Лейтенант Аллан был занят подобными вещами постоянно, занимались этим и Говард Ги и Джайлз Ромилли, двое штатских, помещенных ОКБ в Кольдиц в 1942 году[17]. Ромилли долгое время был единственным подобным узником. Он стал первым из «Prominente»[18] или заложников, каковыми они предполагались. Он прибыл в конце 1941 года из гражданского лагеря для интернированных. Как племянник сэра Уинстона Черчилля он оказался ценной добычей. ОКБ решило, что Кольдиц был для него самым безопасным местом. И он, и Ги подали очень плохой пример своим товарищам-интернированным. Многие были англо-германского или англо-французского происхождения. Все имели английские паспорта, но в ряде случаев их симпатии скорее разделялись. Эти двое в разное время бежали из замка Вюльцбург в Баварии и после поимки были переведены в Кольдиц через Силезию, прежде чем зараза успела распространиться. Оба хорошо владели немецким языком.