к нему занимало шесть месяцев до пандемии, а сейчас рутинные плановые визиты не назначают вообще. Можно реально умереть, так и не дождавшись.

Хорошая новость — я получила результаты томографии, они чистые, раковых очагов не нашли.

Маму пока из больницы не выпихивают. Пробовала поговорить с врачами о новом диагнозе — невозможно. Они меняются, как и медсестры, и меня никто не слушает.

Вечером после работы у нас с Васей визит к доктору Тамини. Визиты эти проходят примерно так: сначала мы приходим и ждем, пока откроется дверь, потом доктор приглашает Васю к себе и они там беседуют. Она дает ему леденец и поиграть тем, чем хочется. Потом приглашает меня. Или наоборот, сначала приглашает меня, а потом его. Я ей долго жалуюсь на всё. После этого она мне напоминает, что ребенок маленький и живой, он меня любит, так как ходит со мной к врачу, хоть и с боем, но каждый раз. Всё может быть намного хуже. Проверяет, чтобы таблетки принимал регулярно.

С таблетками у нас несколько месяцев назад была история. Пока меня не было рядом, Вася съел горсть своих таблеток, как потом выяснилось, от страха за вскрывающуюся проделку. Рассказал об этом доктору Тамини в конце визита. Было утро, мне пришлось отменить работу и бежать в приемный покой, где его подключили к датчиками на восемь часов — время полураспада препарата. Потом на скорой помощи перевезли его в региональную больницу. Я на своей машине ехала за скорой. Там мы уже вдвоем сидели три часа в бункере психушки под наблюдением. Я взмолилась, и в 00:00 нас выпустили. Мне абсолютно не хочется повторять всё это. От Васи надо прятать всё потенциально опасное. Прятать ножи мне сложно, так как без них невозможно работать на кухне. Все таблетки теперь заперты в огнеупорный сейф. «Прозак», который он сейчас принимает, вообще никак на него не действует. Для эффективности дозу нужно всё время повышать. Но он настолько часто забывает его принимать, даже если практически запихивать в рот таблетку и давать запить, что до повышения дозы дело не доходит. Вася не чувствует разницы между тем, когда принимает или не принимает лекарство.

В Васином случае две вещи можно улучшить медикаментозно — СДВГ и тревожность/депрессивность. Депрессивность должна откликаться на «Прозак», но это что-то слабо происходит. А насчет того, насколько всё может быть хуже, доктор Тамини рассказывает мне о всяких там колониях для таких детей, которые под надзором государства сидят под ключом. Получаются такие заядлые нарушители, которые не слушают никого, общаются там друг другом и научаются только еще худшим способам бороться с обществом и надзирателями. Я опять не слушаю, мне не нравятся эти разговоры. Она не убеждает меня в том, что это гуманно.

Оттрубила и эту обязанность. Приехали домой, сообразила ужин, уроки, посуда, рутина, ночь. Среди ночи — бессонница. Недоваренные впечатления дня догоняют и требуют внимания ночью, раз днем я ими не занимаюсь.

Меня не покидает надежда съездить в Бостон поучиться. Для профессионального статуса мне нужно брать очень много курсов, и то, что я пропустила январскую конференцию, меня сильно мучает. Я хочу попасть на однодневный курс и надеюсь съездить и вернуться назад за полтора дня.

Из больницы нет никаких положительных новостей. Уговорить провести тесты, о которых мне сообщил доктор из Лехи, не получается.

К маме по-прежнему водят студентов, и по-прежнему там ничего не происходит. Ее тошнит и рвет, она не может ходить и есть. Они обнаружили урологическую инфекцию и назначили антибиотик. Ей надо пить много воды, а ей приносят только холодную воду со льдом. Когда просишь воду без льда — очень удивляются и тут же забывают, а потом персонал меняется. Да ее и не понимают, когда просит. Ну не может она пить холодную воду, хочется кипятка и чаю. Мне надо звонить и договариваться с каждой сменой медсестер.

Уезжать далеко мне опасно, так как ее могут в любой момент перевести в очередной рехаб. Но он не находится, и радиус поисковой дистанции от дома увеличивается с каждым днем.

Отчаявшись добиться диагноза через больницу, я надеюсь на невролога, к которому был назначен визит еще в ноябре на март.

А пока хочу отстоять свои права человека и рискну уехать. Когда я не дома, меня покидает груз домашних проблем, и жизнь не кажется такой безысходной. Мне также нравится, что в профессиональной среде я чувствую себя полноценно, меня слушают и уважают. Я сбегаю в этот мир, чтобы сбалансировать противоположное к себе отношение со стороны семьи. Во мне подспудно ропщет возмущение, что я не соглашалась ухаживать за всеми, забывая себя. Но я делаю выбор не в свою пользу слишком часто. Получается, не жизнь кидает меня под поезд, а я сама. Считая терпение благодетелью, я жду, зная, что всё плохое когда-то заканчивается. Но ждать приходится дольше, чем есть терпения и сил.

В худшем случае планы мои разрушатся. Но обучение бесплатное, и, по крайней мере, денег я не потеряю.

Лаура участвует в школьном мюзикле, и репетиции идут уже пару месяцев. Кроме ее других талантов, самый большой дар — это ее голос. Она в детстве думала, что она маленькая русалочка Ариэль, потому что голос у нее примерно такой же, как у сказочной героини, — глубокий, с большим диапазоном, богат обертонами и очень драматичный, как и она сама.

Мои дети очень одарены музыкально, с прекрасным чувством ритма, слухом и голосом. Но заставлять их заниматься музыкой — сизифов труд. Было предпринято бесчисленное количество попыток, а воз и ныне там. Однако богатый голос Лауры обращает на себя внимание.

Попасть на сцену в школе — это как строить карьеру, надо продвигаться потихоньку. Школа опять новая, уже третья по счету. В нашем маленьком городке не так много вариантов школ, и мы начинаем подбираться к концу этого списка.

Лоре было тяжело психологически, и смена школ позволяла в какой-то степени найти компромиссы.

Решать ее проблемы я начала раньше Васиных, но с Васей легче в том плане, что для его проблем хоть существуют названия. Находкой было лечение нейрофидбэком — в сумме три года сессий, — которое помогало, но через время надо было повторять снова. Сделали больше двухсот сессий, и для каждой надо было ехать минимум полчаса и максимум два в одну сторону плюс куча денег. На данный момент диагноза СДВГ у Лоры нет, но есть эмоциональная нестабильность и склонность к депрессии. Сейчас она учится в общеобразовательной хайскул