– Эй, мать, ты чего?

– Ничего, – отрезала она. – Забирай, говорю.

– Нет, – твердо ответил Ленчик.

Маша достала из сумочки зажигалку. Высекла огонь. Поднесла его к пачечке долларов.

– Тогда я их сожгу.

Пламя дрожало в опасной близости от зеленых купюр. Леня вырвал у нее зажигалку.

– Перестань! Тоже мне, Настасья Филипповна!

– А ты что, читал про Настасью Филипповну? – Машка даже глаза округлила.

– Кино смотрел. Старинное. Черно-белое.

– А-а, – разочарованно протянула Манюня.

Ленчик сказал ласково:

– Машенька, ну зачем ты?.. Твоя тысяча меня все равно не спасет.

Ее брови сошлись в упрямую линию:

– А я говорю – бери! Деньги – мои личные. Что хочу, то с ними и делаю.

Ленчик попробовал зайти с другой карты:

– Машка, зачем ты меня опускаешь? Я не альфонс. Денег у женщин не беру.

– Ты не альфонс, – серьезно сказала она. – Просто ты – мой друг, и у тебя – неприятности.

Леню – в который раз за последние сутки – охватило отчаяние. Он не выдержал:

– Если б ты знала, Машка, как я себя презираю.

Она отставила свою бутылку. Потянулась к нему. Прижалась.

– Ленчик! Ты ни в чем не виноват! Это судьба. Случайность. Рок.

– Нет! Не судьба и не рок! – вскричал он. – Я ехал на желтый. И мог бы тормознуть! Но решил, что дороги уже пустые. Думал, проскочу.

– Мой папа тоже по ночам ездит на желтый. И даже на красный, – спокойно парировала она.

– Я, я дал им расписку! И подписал протокол, что сам виноват в аварии.

– Сколько их было? – спокойно спросила Маша.

– Двое.

– Старые?

– Лет по сорок.

– «Быки»?

– Нет. Хачики.

– Значит – с пушками. И ехали они на «Брабусе», – подытожила Машка. – Что же тебе оставалось делать? И я бы подписала. И любой на твоем месте подписал бы что угодно.

– Но я же – мужчина! – воскликнул он.

На слове «мужчина» голос дрогнул, сорвался.

– Ты – мужчина, – согласилась она. Погладила его по плечу. – Еще какой мужчина. – И горячо добавила: – Но они – бандиты. Это их работа, понимаешь?! Бизнес такой – отбирать деньги у тех, кто слабее.

«Вот так вот. Я – слабак», – подумал Ленчик. Эта мысль была горькой, но уже становилась привычной.

Маша быстро исправила ошибку:

– Даже необязательно у тех, кто слабее. Просто ты молодой, ты был один. Да они специально под тебя подставились! Это же натуральное кидалово! Знаешь, сколько народу так на бабки попало?! Ты «Дорожный патруль» посмотри!

– Ну спасибо. Утешила… – проворчал он. И спросил: – Может, посоветуешь, что мне все-таки делать?

Она задумалась. Потом неторопливо произнесла:

– Пойти домой. Взять еще пива. Выпить. И отоспаться.

Ленчик только пожал плечами. А Маша добавила:

– А потом. Потом, на свежую голову… Есть у меня одна идея. Обсудим.

Павел Синичкин. В то же самое время

После того как с денежным вопросом было покончено, наша Семья, неожиданно сплотившаяся (как это часто бывает) вокруг горя, не торопилась расходиться из Дашкиной квартиры.

У меня, как у хозяина маленькой, но гордой фирмы, рабочий день (и ночь) не нормированы. Никаких дел на сегодня в офисе, помимо уборки стола, запланировано не было. Катерина моя закончила летнюю свою работу. Причем по обе стороны приемной комиссии: с официальной, так сказать, линии фронта она преграждала путь нерадивым абитуриентам. А со стороны неофициальной – натаскивала своими частными уроками тех же самых абитуриентов для поступления в ту же самую Лингвистическую академию. Ясно, какой род деятельности приносил ей большее количество денег.

Дашка была чем-то вроде офис-менеджера в частной школе. У нее тоже наступили каникулы. Словом, никто из нас никуда не спешил. И мы занялись любимым русским делом: сидели на кухне и разговаривали. Мы бы даже выпили, если бы двое из нас, я и Катя, не были за рулем. А Дашка – та без стеснения достала из холодильника бутылочку коньячку и принялась цедить рюмочку, снимать стресс.

Нам, всем троим, казалось, что все кончилось. Что ситуацию мы разрулили. Двенадцать тысяч долларов – сумма, конечно, большая, и терять ее очень неприятно. Однако не здоровье же это. Не жизнь. Это всего лишь деньги. Как я их заработал, так и отдам. А мне потом за это воздастся. Там, наверху. Или Ленчик когда-нибудь вернет эти несчастные доллары.

Мы почти праздновали сейчас на кухне. У Дашки, сразу видно, с сердца прямо-таки булыжник свалился. Нам, всем троим, казалось, что мы счастливо избежали крупных неприятностей. Что теперь все будет нормально.

Забегая вперед, скажу: как жестоко мы тогда ошибались!

А пока слегка запьяневшая Даша вдруг спросила у меня:

– Паш, а Паш? Вот объясни мне такую простую вещь… Вот есть бандиты. Ходят они по Москве. Гоняют на своих «Мерседесах»… И все знают, что они – бандиты. И милиция знает, и ФСБ, и РУБОП. И в газетах, и даже в Интернете написано, что они – бандиты… Почему тогда, скажи мне на милость, эти наши чертовы ФСБ, и милиция, и РУБОП не возьмут их? Почему не посадят их, черт возьми?! Почему они спокойно живут? Жрут себе, пьют и таранят своими авто кого попало?!

Я помедлил. Даша смотрела на меня вопросительно. Она действительно ждала ответа. А моя Катя испытующе глянула на меня, улыбнулась одними прекрасными своими голубыми глазами и добавила:

– Только не рассказывай ей о неукомплектованности милиции. И о маленькой ментовской зарплате. И о слабом законодательстве. И о том, что бандюки могут купить себе лучших адвокатов… – Катя саркастически усмехнулась. – Пусть обо всем об этом депутаты говорят…

– Девочки, вопрос серьезный, – сказал я. – Позвольте я отвечу вам метафорически.

– Это ты, – спросила Даша сестру, – лингвист противный, нашего Пашу таким словам учишь? С ума сойти, «метафорически»!.. – Даша прыснула.

Я проигнорировал ее нервное веселье и спросил:

– Вы представляете себе, сестренки, как функционирует зона?

– Зона? – переспросила Даша.

– Ну да, зона. Обычная российская зона. Лагерь. Исправительно-трудовое учреждение. Место лишения свободы… Вот кто, скажите мне, обеспечивает там порядок?

– Конвойные, – сказала Даша. – Вохра.

– Ответ неправильный. Конвойные только следят, чтобы зэки оттуда не убегали.

– Тогда – администрация зоны.

– Опять ответ неправильный.