но так велит мне долг.

Я на чужой земле, бездомный и гонимый,

Но мой не сломлен дух, и гнев мой не умолк.

Изгнание свое я с мужеством приемлю,

Хоть не видать ему ни края, ни конца,

И если силы зла всю завоюют землю

И закрадется страх в бесстрашные сердца,

Я буду и тогда республики солдатом!

Меж тысячи бойцов — я непоколебим;

В десятке смельчаков я стану в строй десятым;

Останется один — клянусь, я буду им!

Джерси, 14 декабря

СОЗЕРЦАНИЯ

СЛЕПОМУ ПОЭТУ

Благодарю, поэт, ты лар моих почтил!

Так к земнородному нисходит гость небесный.

И в нимбе строф твоих, как бы в кругу светил,

Стою, заворожен их музыкой чудесной.

Пой! Древний пел Гомер, и старый Мильтон пел!

Туман угасших чувств прозрачен для поэта.

Очами он ослеп, но духом он прозрел,

И тьма его полна немеркнущего света.

Париж, май 1842 г.

НАДПИСЬ НА ЭКЗЕМПЛЯРЕ «БОЖЕСТВЕННОЙ КОМЕДИИ»

Однажды вечером, переходя дорогу,

Я встретил путника; он в консульскую тогу,

Казалось, был одет; в лучах последних дня

Он замер призраком и, бросив на меня

Блестящий взор, чья глубь, я чувствовал, бездонна,

Сказал мне: — Знаешь ли, я был во время оно

Высокой, горизонт заполнившей горой;

Затем, преодолев сей пленной жизни строй,

По лестнице существ пройдя еще ступень, я

Священным дубом стал; в час жертвоприношенья

Я шумы странные струил в немую синь;

Потом родился львом, мечтал среди пустынь,

И ночи сумрачной я слал свой рев из прерий;

Теперь — я человек; я — Данте Алигьери.

Июль 1843 г.

СТАТУЯ

Когда клонился Рим к закату своему,

Готовясь отойти в небытие, во тьму,

Вослед за царствами Востока;

Когда он цезарей устал сажать на трон,

Когда, пресыщенный, стал равнодушен он

Ко всем неистовствам порока;

Когда, как древний Тир, он стал богат и слаб

И, гордый некогда, склонился, словно раб,

Перед распутным властелином;

Когда на склоне дней стал евнухом титан,

Когда он, золотом, вином и кровью пьян,

Сменил Катона Тигеллином, —

Тогда в сердца людей вселился черный страх,

А указующий на небеса монах

В пустыню звал сестер и братий.

И шли столетия, а обреченный мир

Безрадостно справлял свой нечестивый пир

Среди стенаний и проклятий».

И Похоть, Зависть, Гнев, Гордыня, Алчность, Лень,

Чревоугодие, как траурная тень,

Окутали земные дали;

Семь черных демонов во тьме глухой ночи

Парили над землей, и в тучах их мечи

Подобно молниям сверкали.

Один лишь Ювенал, суров, неумолим,

Восстал как судия и на развратный Рим

Обрушил свой глагол железный.

Вот статуя его. Взглянул он на Содом —

И в ужасе застыл, встав соляным столпом

Над разверзающейся бездной.

Февраль 1843 г.

«СКУПАЯ, ЧАХЛАЯ, ИССОХШАЯ ЗЕМЛЯ...»

Скупая, чахлая, иссохшая земля,

Где люди трудятся, сердец не веселя,

Чтоб получить в обмен на кротость и упорство

Горсть зерен иль муки для их лепешки черствой;

Навеки заперты среди бесплодных нив

Большие города, что, руки заломив,

Ждут милосердия и мира, жаждут веры;

Там нищий и богач надменны выше меры;

Там ненависть в сердцах, там смерть, слепая тварь,

Казнит невинного и лучшего, как встарь;

А там снега вершин за маревом туманным,

Где стыд и правота живут в ладу с карманом;

Любая из страстей рождает столько бед,

И столько волчьих стай в чащобе жрет обед;

Там — засуха и зной, тут — северная вьюга;

Там океаны рвут добычу друг у друга,

Полны гудящих мачт, обрушенных во тьму;

Материки дрожат, тревожатся в дыму,

И с чадным факелом рычит война повсюду,

И, села превратив в пылающую груду,

Народы к гибели стремятся чередой...

И это на небе становится звездой!

Октябрь 1840 г.

ПЕСНИ УЛИЦ И ЛЕСОВ

«КОЛОКОЛЕН ЛИ ПЕРЕПЕВЫ...»

Колоколен ли перепевы,

От набата ль гудит земля...

Нет мне дела до королевы,

Нет мне дела до короля.

Позабыл я, покаюсь ныне,

Горделив ли сеньора вид,

И кюре наш — он по-латыни

Иль по-гречески говорит.

Слез иль смеха пора настала,

Или гнездам пришел сезон,

Только вот что верно, пожалуй, —

Только верно, что я влюблен.

Ах, о чем я, Жанна, мечтаю?

О прелестной ножке твоей,

Что, как птичка, легко мелькая,

Перепрыгнуть спешит ручей.

Ах, о чем я вздыхаю, Жанна?

Да о том, что, как приворот,

Незаметная нить неустанно

К вам в усадьбу меня влечет.

Что пугает меня ужасно?

То, что в сердце бедном моем

Создаешь ты и полдень ясный,

И ненастную ночь с дождем.

И еще мне забавно стало —

Что на юбке пестрой твоей

Незаметный цветочек малый

Мне небесных светил милей.

19 января 1859 г.

СЕЛЬСКИЙ ПРАЗДНИК ПОД ОТКРЫТЫМ НЕБОМ

Бал. Сельский бал. Войдем в палатку,

Усмешку прочь стерев с лица;

А голос музыки украдкой

Уже волнует нам сердца.

О ужас! День еще в разгаре,

А здесь — галоп во весь карьер.

С Мадлон — отнюдь не робкой — в паре

Отнюдь не сонный пляшет Пьер.

Глядим, как жарятся каштаны,