12 сентября 1945 г., менее чем через месяц после того, как Вьетминь захватил власть в Ханое, в Сайгоне высадились британо-индийские войска. Oни освободили из тюрем озлобленных французских колонистов и после серии беспорядочных и кровавых стычек, в которых японцы иногда воевали на стороне союзных сил, очистили город и юг страны от вьетминевцев. Командующий британским корпусом генерал-майор Дуглас Грейси заявил: «Вопрос о правлении Индокитаем — исключительно дело Франции». Один из его офицеров так описал первую встречу с представителями Вьетминя: «Они явились ко мне и сказали „Добро пожаловать“ и все такое. Мне было неприятно это слышать, и я быстро выставил их за дверь. Совершенно очевидно, что это были коммунисты»[30]. Некоторые резко критикуют Грейси, за то что он использовал оружие для подавления вьетнамских борцов за независимость. Но не нужно забывать, что Грейси не был ни Цезарем, ни даже Маунтбеттеном; как и многие другие генералы в те дни, он просто выполнял данный ему приказ: штыками восстановить довоенный порядок.

По просьбе Вашингтона Чан Кайши направил на север Вьетнама 150 000 своих солдат, чтобы помочь союзным силам установить контроль над страной. Вьетнамцы называли их «тау-фу» — «опухшими китайцами», потому что у многих из них, вероятно из-за болезни бери-бери, распухли ноги. Китайцы вели себя скорее как саранча, чем как воины, съедая в сельской местности все, что можно было съесть, и забирая из крестьянских домов все, что можно было унести. Они не могли помешать распространению политического влияния харизматичного Хо и даже продавали оружие Вьетминю. В начале октября 1945 г. в Сайгон прибыли первые части французского экспедиционного корпуса, однако активные военные действия по восстановлению контроля над севером страны начались только через год — отсрочка, которая стала бесценной для коммунистов и фатальной для колониалистов.

Фам Фу Банг, 16-летний студент, мечтавший о независимости своей страны, считал Вьетминь исключительно национально-освободительным движением: «Тогда я ничего не знал о коммунизме». Когда японцы оккупировали страну, он с воодушевлением наблюдал за тем, как их соседи-азиаты унижают бывших французских господ — «словно два могучих буйвола сцепились рогами»[31]. После капитуляции Японии Банг присоединился к рядам революционеров-националистов: он воровал оружие у зазевавшихся китайских солдат, писал плакаты с лозунгами «Да здравствует Хо Ши Мин!» и «Да здравствует свободный Вьетнам!». Однажды его отправили сопровождать поезд с рисом, направлявшийся на север в пострадавшие от голода районы. Когда они доехали до разбомбленного союзниками моста, вьетминевцы решили обратиться за помощью к местным жителям, чтобы переправить мешки через реку. Но вскоре поезд был осажден толпой голодающих людей. К Бангу подошел человек, больше похожий на скелет, и Банг насыпал ему банку риса. Но человек отчаянно просил насыпать еще одну банку для своего ребенка. «Мы много спорили между собой, кто виноват в этой ужасающей ситуации — японцы, которые оккупировали нашу страну, французы, которые ели, сколько хотели, не думая о вьетнамцах, или американцы, которые бомбили железные дороги. Мы решили, что виноваты все трое. Мы спрашивали у себя: почему у нашей маленькой небогатой страны столько врагов?»

В течение 1945–1946 гг. Вьетминь поглотил некоммунистическую организацию Авангард молодежи и подавил другие оппозиционные группы на севере страны. Многие лидеры соперничающих движений были брошены в тюрьмы, а в сельской местности было ликвидировано несколько тысяч предполагаемых «врагов народа». 4 января 1946 г. Вьетминь поспешил объявить о своем триумфе на общенациональных выборах, результаты которых, несомненно, были фальсифицированы, — практика, которая стала стандартной во Вьетнаме в последующие десятилетия. На протяжении короткого периода времени, пока на севере присутствовали китайские войска и представители союзных сил, вьетминевцы сохраняли видимость свободы слова. Но к середине июня, когда бо́льшая часть армии Чан Кайши покинула страну, чистки возобновились.

Люди Хо оперативно и твердой рукой захватили власть в сельской местности, особенно в удаленных районах на границе с Китаем. Но в дельте Меконга, где к началу 1946 г. французы восстановили свой контроль, повстанцам приходилось действовать тайно от колониальной администрации. Среди активных деятелей вьетминевского подполья был прошедший тюремные университеты Ле Зуан, который спустя два десятилетия будет править Вьетнамом. Поскольку французы изгоняли вьетминевцев из городов, он, как и многие его соратники, обосновался в сельской местности в дельте Меконга, чтобы начать партизанскую борьбу с колониальной властью.

То, что Франция избрала заведомо обреченный курс, отчасти можно объяснить унижением, пережитым ею во Второй мировой войне. Аналогичная колониальная катастрофа была предотвращена в Индии, не в последнюю очередь благодаря мудрости британских избирателей, которые на выборах 1945 г. поддержали социалистическое правительство, принявшее историческое решение покинуть Индийский субконтинент и Бирму. В отличие от этого, летом 1945 г. в Париже чернокожий сенатор от Французской Гвианы Гастон Моннервилль заявил: «Без Империи Франция сегодня была бы не более чем освобожденной страной… Благодаря своей Империи Франция стала страной-победительницей»[32]. Череда сменяющих друг друга правительств Четвертой республики была немощной во всем, кроме готовности применять силу в заморских владениях с безжалостностью, с которой не мог сравниться даже СССР. Когда в мае 1945 г. в Алжире вспыхнуло стихийное восстание, в ходе которого было убито около сотни европейцев, французские войска в ответ уничтожили почти 25 000 алжирцев. При подавлении восстания в марте 1947 г. на Мадагаскаре, где 37 000 колонов правили более чем 4,2 млн чернокожих подданных, было убито 90 000 человек. Только в обессилевшем послевоенном мире, исчерпавшем свои запасы праведного гнева, европейской державе могли безнаказанно сойти с рук горы трупов. Однако французы восприняли молчание как карт-бланш: если мир закрыл глаза на кровопролитие в Алжире и на Мадагаскаре, значит, то же самое можно сделать в Индокитае.

Впрочем, гораздо больше, чем бесчеловечность французов, озадачивала проявленная Соединенными Штатами готовность оказать им поддержку. Без американской военной помощи колониальная политика Парижа рухнула бы в одночасье. Историк Фредрик Логеваль заметил[33], что решение США помочь послевоенному восстановлению Франции было бы в высшей степени похвальным, если бы американцы отказались поддерживать ее имперские безумства. Вероятно, эту весьма спорную политику США отчасти можно объяснить тем, что, хотя на тот момент холодная война еще не достигла «ледяной» стадии, вашингтонские политики не могли спокойно смотреть на то, как коммунисты захватывают все новые территории. Даже если на словах американские либералы ненавидели колониализм, в эпоху, когда в их собственной стране расовая сегрегация по-прежнему оставалась нормой, подчинение белыми людьми «низших рас» не казалось им таким уж вопиющим злом, как несколько десятилетий спустя. Таким образом, несмотря на скорее колониальную, нежели антикоммунистическую направленность французской политики в Индокитае в конце 1940-х гг., Соединенные Штаты ее поддержали: если на то пошло, интересы вьетнамского, малагасийского, алжирского и других подчиненных народов не входили в число приоритетов президента Трумэна.