Со всей доступной мне невозмутимостью, я зачитал послание государя. Толмач переводил сразу, не дожидаясь окончаний фраз.

Выслушав перевод, султан поднялся на ноги и вдруг резко выхватив саблю, взмахнул ею. Движение вышло замечательно быстрым, и я, конечно, не смог бы ничего поделать, не останови падишах оружие в миллиметре от моей шеи. Резко что-то сказав, повелитель вышел.

Мы удивлённо переглянулись, но тут визирь распахнул руки и объявил, что падишах нас прощает. Нас — это Россию, следует понимать.

Важно заметить, что всё это представление произошло на глазах представителей Великобритании, Франции, Австрии, Испании и Рима, по выражению лиц которых нельзя было прочесть решительно ничего.

Визирь провел нас до первого из дворов (все европейские дипломаты и часть османских чиновников следовала за нами), где прошла церемония ответных даров.

Нам было вручено:

1. Красивая сабля.

2. Богато украшенный кинжал.

3. Изящная табакерка.

4. Отличное охотничье ружьё с двумя стволами.

5. Пара превосходных дуэльных пистолетов.

6. Подзорная труба в футляре украшенном драгоценностями.

7. Шкатулка, при открытии издающая мелодию гимна нашего Отечества.

8. Золотые часы на цепочке из платины для повседневного ношения.

9. Великолепный скакун в дорогом убранстве.

Радуясь, что всё прошло столь легко и просто, особенно если припомнить опасения развившиеся до чрезмерных пределов, мы возвратились в обитель добрейшего посла, который единственный из всех смог сохранить совершенное беспристрастие на лице.

Трижды положив поясной поклон на иконы, я обратился к нашему хозяину:

— Ну что скажете, Апполинарий Петрович, ветра беды нас обогнули стороной?

К моему удивлению, Бутенёв не разделял общей радости. Напротив, принял озабоченный вид.

— Напрасно радуетесь, Александр Сергеевич, — сказал он, — да, я рад, что всё прошло не столь дурно как могло быть. Но, боюсь, вы не заметили главного.

— Чего именно, Апполинарий Петрович, разъясните. — попросил Безобразов.

— Того, молодые люди, что все ответные дары султана куплены.

— Что вы имеете в виду?

— Среди них нет ни одного предмета к созданию которого приложил бы руку турок. Они все британские, все, до последней мелочи. И скакун английский.

— Вот как! Интересно. — я испытал лёгкий стыд за свою невнимательность.

— Тогда, быть может, это послание от англичан? — вмешался Степан. Наш любезный граф первым делом снял с себя шпагу и вальяжно развалился в кресле. — Дары данайцев? Или чего похуже? Пистолеты — намёк на дуэль, ружьё — что дичь не уйдёт от охотника, сабля и кинжал — вызов на битву, часы — что время идёт и приближается… что-то приближается! Конь означает не менее важное, мол, от нас не ускачешь. Подзорная труба даёт разом три намека: силу английского флота, предложение смотреть внимательнее, и то, что за нами следят. А, ещё шкатулка играет не «Боже, Царя храни», но английский гимн. Они чем-то похожи. И это я ещё не упомянул табакерку!

— Что с табакеркой? — спал с лица Апполинарий Петрович.

— Ну как — что? Табакерка превосходное средство для апоплексических ударов… эй, что с вами? Господин посол, я ведь пошутил!

Не всякая шутка в строку, как утверждал экзекутор в бытность моего обучения в Лицее. К сожалению, граф не был близко знаком с этим прекрасным человеком, что временами сказывается в определённой небрежности. Если бы Пётр Романович не подскочил и не поддержал, наш добрый Апполинарий Петрович непременно бы лишился чувств.

Не успели мы успокоить его, уверить, что граф обладает столь специфическим чувством юмора и дальностью полёта мысли, что (между нами) и оказался он от Санкт-Петербург столь далеко, поскольку язык довёл до Киева и повёл дальше, как внезапно доложили о великом визире.

Ничего не понимая, мы вновь выслушали приглашение на аудиенцию к его величеству падишаху!

Визирь повёл себя решительно и отверг любые возражения (подарки ведь кончились), утверждая, что его господин не должен ждать. Делать было нечего — мы подчинились. Казаков эскорта в этот раз взяли лишь двух, прочим велели ожидать во дворе. Граф Литта набрал золота в карманы, на всякий случай, и мы отправились опять во дворец. Но в этот раз водным путем. Ведомые визирем, мы пришли к пристани и сели в посольские лодки-каики. Оказалось даже быстрее, чем в колясках.

Степан вдруг вспомнил, что он особа титулованная, и сделал попытку заговорить с визирем, на что тот улыбнулся и жестом попросил подождать.

Во дворце как будто ничего не изменилось за это время, только вели нас иначе, пригласив в залу с накрытыми столами, где визирь угощал нас сладостями, которыми так славен Восток.

— Нет ли водки? — поинтересовался наш обожаемый граф.

Толмпач перевёл, и визирь виновато развёл руками, пояснив, что спиртное «харам».

— Ох, свистишь, морда рязанская. — не поверил аристократ.

Щербет выпал из руки моей, и быть беде, кабы Апполинарий Петрович не успел указать толмачу изменить перевод на «всё очень вкусно».

— Рехнулся, ваше сиятельство? — задал Безобразов общий вопрос. Степан если и смутился, то самую малость.

— А чего? Я так. Вдруг он по-нашему разумеет? У них ведь кто угодно может визирем стать, я читал. И вообще! Ты это, — обратился он к толмачу, — спроси своего господина, правду ли говорят про историю с португальскими принцами?

Вмешаться мы уже не могли, оставалось уповать на остатки благоразумия графа. Визирь попросил уточнить, что желает узнать благородный гость.

— Читал в…давно, в общем, читал, что в гостях у султана жили некие принцы из Португалии. Во времена Сулеймана Великолепного. И для их удобства выращивали привычные им огурцы. Принцы всё-таки. Однажды было замечено, что с грядки пропала пара огурцов. Немедленно провели следствие. Собрали всех кто мог быть причастен к позорному факту кражи и стали искать огурцы. В желудке то ли четвёртого, то ли пятого подозреваемого искомое нашли, и негодяй был казнён немедленно. Прочих отпустили, разумеется, кроме тех с кого начали розыск. Им разрешили попробовать