Охранник ставит цветы на журнальный столик. В это время в приёмную снова входит Лозман.

— Ого! — говорит он, — от кого это такие чудесные цветы? Даша, это тебе?

— Да, говорят, мне.

— Ну, так ты посмотри, может там записка какая-нибудь имеется.

Точно, записка есть. Я раздвигаю цветы и нахожу небольшой красный конверт. Вскрываю его и достаю листок, на котором написаны три буквы.

— БМЛ, — читаю я.

— Что же это может значить, и кто этот загадочный поклонник? — вслух размышляет Лозман.

— Судя по вашему виду и явной заинтересованности, рискну предположить, что это ваши инициалы, Борис Маркович.

Он застенчиво улыбается и, не выдерживая моего нажима, признаётся, что цветы действительно от него.

— Не хотел же признаваться, да вот, тщеславие сгубило.

— Спасибо огромное. У меня такого букета никогда в жизни не было. Настоящая прелесть. Но прошу вас, больше не делайте ничего такого.

— А что, в домогательствах обвинишь? Это сейчас модно.

— Не хочу давать повода для сплетен, да и нескромно это выставлять напоказ интерес к своей персоне.

— Да ты прямо олицетворение скромности. Хватит, кстати, меня по имени отчеству называть, хотя бы, когда никто не слышит.

— Хорошо, Борис, я постараюсь, но правда, не надо больше таких заметных знаков внимания, я очень прошу.

Пообещать Лозман не успевает, потому что дверь резко распахивается и в приёмную вваливается Рыков.

— Лозман! Тебе что здесь, мёдом намазано? Ты чего, блядь, здесь торчишь всё время? Делать нечего? Я тебе сейчас накидаю задач. Будешь областные социальные проекты курировать. То, что ты любишь, да?

Рыков замечает букет и замолкает, глядя на него.

— А это что за хрень? Кто-то умер? Ну, чего замерли?

— Это мне подарили, — испуганно говорю я, не желая подставлять Лозмана, но он, вообще-то сам хорош. Это же надо было додуматься притащить такую гору цветов. Красиво, не спорю, но очень эпатажно и даже, можно сказать, вульгарно.

— Кто?!

Мы молчим.

— Кто, я спрашиваю! Ты что ли?! — упирает он палец в грудь Лозмана. — Конечно ты, кто ещё мог до такого додуматься! Стоит, лоснится, как блин на масленицу. У тебя голова работает вообще? Или ты второй головой решения принимаешь? Ты что, Ромео, соображать совсем разучился?

На Рыкова смотреть страшно. Он мечет громы и молнии, стараясь испепелить вытянувшегося по струночке Лозмана.

— А ты, значит, всех подряд решила на подвиги поощрять? Доказать что-то хочешь, я не понимаю? Вам что здесь, дом свиданий?! — обрушивается он уже на меня.

Он ещё хочет что-то сказать, но задыхается от гнева. Бросает свирепые взгляды то на меня, то на Лозмана, а потом машет рукой и быстрыми размашистыми шагами идёт в свой кабинет. Войдя туда он с такой силой хлопает дверью, что стёкла в окнах отзываются испуганным дребезжаньем, а несколько роз роняют лепестки.

Я не успеваю опомниться, как раздаётся щелчок селектора:

— Розанова, ко мне!

* * *

Я вот тут подумала… Как вам кажется, если бы Даше нужно было выбирать жениха, на кого стоило бы обратить внимание, на Лозмана или Рыкова?

Зранее её будущее я открыть не могу, но вот было бы интересно узнать, что вы думаете))))

На этот раз мне не по себе. Громовержец разбушевался не на шутку. Он так мне и шею свернёт в состоянии аффекта. Я бросаю взгляд на Лозмана, но тот лишь плечами пожимает, да руками разводит. Мол, а что я могу… Подставил ты меня, Боря ни за что, ни про что.

Я вхожу в кабинет с выражением полного спокойствия. Мне стыдиться нечего, я свою честь не уронила, даже от самого Рыкова отбилась. Улыбочку, впрочем, включать не рискую.

— Ещё раз увижу его здесь, уволю обоих, — едва сдерживая гнев, цедит Рыков. Ещё чуть-чуть и взорвётся.

— Так мы же совместно выполняем задание.

— Всё сказал. Свободна. И передай этому засранцу, чтобы зашёл. И вот что, ты его не знаешь, а я знаю. Знаю, как облупленного. Держись от него подальше, если не хочешь вляпаться в дерьмо. Он тебе точно не пара.

Ну это как-то уже не похоже на производственные отношения. Может ты мне ещё какао на ночь подашь?

— Слушайте, — я начинаю злиться, — я уж сама, как-нибудь разрешу проблемы своей личной жизни. И уж точно без ваших советов.

— Если бы могла, давно решила бы. Тебе сколько лет, двадцать шесть? А муж где и дети? Решит она. Хер ты что сама решишь.

— Ну знаете что, это уж точно не ваше дело! Я с работой справляюсь? Косяки у меня имеются? Я ответственная? Так что вам ещё нужно? Идите вы знаете куда?

— Эй-ей! Ты сильно-то не наглей, а то я и всыпать могу.

— Чего-чего?

— Ремнём сейчас тебя высеку, станешь как шёлковая сразу. А если не станешь, быстро на бирже труда окажешься! Устроила здесь амуры!

— Да вы сами-то не наглейте! Кто тут ещё амуры устроил, посмотреть надо. Я вам что крепостная что ли? Всыплет он! Нашёлся всыпальщик! Я сама что ли эти цветы у него выпрашивала?! Достали вы меня оба!

Я быстрым шагом направляюсь к двери.

— Куда?! — ревёт Рыков. — А ну вернулась, быстро! Я с тобой ещё не закончил!

Я вихрем выскакиваю в приёмную, едва не пришибив Лозмана дверью. Он успевает увернуться, но смотрит на меня, как на дикую буйволицу. Я хватаю злополучный букет и тащу в кабинет. Он такой тяжёлый, что я едва его удерживаю. В дверях несколько цветков обламываются, но мне дела нет.

Я с размаху водружаю этот куст на стол перед Рыковым. От удара цветы роняют немного лепестков и Рыков с вытаращенными глазами оказывается в приятном, романтическом и благоуханном дожде.

— Вот! Дарю! Делайте с ним что хотите! И с Лозманом своим тоже! Можете до полусмерти мериться мужественностью и стегать друг друга розовыми шипастыми розгами. А я домой. Счастливо оставаться. Если в понедельник на работу выходить не нужно, пришлите смс.

Пропадать, так с музыкой! Высоко подняв голову и держа осанку я направляюсь к двери.

— Бар-р-рдак! — рычит босс, вскакивая из-за стола. — А ну стой!

Полундра! Вторят ему разбушевавшиеся во мне духи. Рыков несётся, как обезумевший, и я вынужденно отступаю в сторону.

— Устроила не пойми что! Шапито!

Он пинком распахивает дверь и выбрасывает несчастный букет из своего кабинета. Лозман, всё-таки получивший дверью, летит к дивану для посетителей, а сверху на него падают великолепные алые розы, разлетающиеся по всей приёмной.

— Ты ещё здесь? Вы только взгляните на него! А ну пошёл отсюда, Казанова!