минуту Алекс что-то печатал, потом останавливался, потом печатал снова. Я подождала еще немного.

Может, это оно? Сообщение, после которого он перестанет мне отвечать? Или мы начнем обсуждать ту старую тему? Хотя, зная его, скорее всего, он просто скажет что-нибудь вроде: «Приятно было поговорить, но мне пора спать. Доброй ночи».

Треньк!

Я начала хохотать. В груди разлилось успокоительное тепло.

Это фотография. Размытый снимок, на котором освещенный тусклым фонарным светом Алекс делает свое печально известное лицо. Как и почти любое селфи, которое он когда-либо снимал, фотография сделана немножко снизу, и его голова кажется непропорционально длинной. Я запрокинула голову, все еще хохоча как безумная.

«Ах ты мерзавец! – напечатала я. – Сейчас час ночи, а мне хочется немедленно отправиться в приют и спасти какого-нибудь бедняжку».

«Ну-ну, – ответил Алекс. – Ты никогда не заведешь собаку».

В груди как-то болезненно кольнуло. Алекс самый аккуратный, чистоплотный и организованный человек из всех, что я знаю, но он ужасно любит животных, и я практически уверена, что он считает большим недостатком то, что я не готова взять на себя ответственность за питомца.

Я обернулась на одинокий засохший кактус, позабытый в дальнем углу балкона. Покачав головой, принялась набирать следующее сообщение.

«Как поживает Фланнери О’Коннор?»

«Мертва», – написал Алекс.

«Кошка, а не писательница!»

«Тоже мертва», – ответил он.

Сердце у меня замерло. Как бы я ни презирала эту кошку (и чувства наши были абсолютно взаимны), я знала, что Алекс ее просто обожал. А потом ко мне пришло осознание, что Алекс даже ничего не сказал мне о ее смерти, и это ранило меня еще сильнее.

«Алекс, мне так жаль, – быстро набрала я. – Господи. Мне ужасно жаль. Я знаю, как сильно ты ее любил. У этой кошки была замечательная жизнь».

«Спасибо», – только и ответил он.

Я смотрела на это единственное слово, не зная, что сказать дальше. Прошло четыре минуты, затем пять, затем десять.

«Мне пора спать, – наконец написал он. – Доброй ночи, Поппи».

«Ага, – ответила я. – И тебе».

А потом я просто сидела на балконе, пока разлившееся в груди тепло не исчезло окончательно.

Глава 3

Двенадцать летних сезонов назад

Я заметила его в первый же вечер ознакомительной недели в Чикагском университете. Одет он был в штаны цвета хаки и футболку с эмблемой университета – а ведь он провел в стенах этого замечательного учреждения всего часов десять. Я всегда представляла, что приехав, в большой город, тут же заведу дружбу с местной художественной интеллигенцией – и, прямо скажем, этот молодой человек ни на какую интеллигенцию похож не был. Но на вечеринке я была одна (как выяснилось, у моей соседки по общежитию в университете уже учились и друзья, и старшая сестра, так что она быстро смылась к ним), и этот парень тоже был один, так что почему бы и нет? Я подошла к нему, взмахнула стаканом в сторону его футболки и произнесла:

– Значит, ты учишься в Чикагском университете?

Он тупо на меня уставился.

Я неуверенно объяснила, что это была шутка.

Он в ответ пробормотал что-то про заляпанную в последний момент рубашку и то, что ему пришлось срочно переодеваться. Щеки у него порозовели. Мне стало неловко наблюдать за его страданиями.

А потом его глаза опустились вниз и расширились. На мне тогда был ярко-оранжевый комбинезон с цветочным принтом прямиком из семидесятых, но отреагировал он на этот факт так, словно вдобавок я держала в руках плакат с надписью «НА ХЕР ХАКИ».

Тогда я спросила у него, откуда он родом, потому что я понятия не имела, о чем еще поговорить с незнакомцем, с которым меня объединяет только то, что мы оба провели несколько часов на весьма невнятной экскурсии по кампусу и посетили парочку скучных лекций о жизни в Чикаго. А, ну еще и то, что мы ненавидим одежду друг друга.

– Огайо, – ответил он. – Я из Западного Линфилда.

– Да ты что! – воскликнула я. – А я из Восточного Линфилда.

Лицо его озарилось. Я это ликование не разделяла: как по мне, то, что вы оба из Линфилда, – это не лучшее сходство. Это как заболеть одним и тем же штаммом гриппа – есть, конечно, вещи и похуже, но и радоваться тут особо нечему.

– Меня зовут Поппи, – сказала я.

– Алекс, – представился он и пожал мою руку.

Когда вы представляете себе идеального лучшего друга, то звать его точно будет не Алекс. И выглядеть он вряд ли будет как школьный библиотекарь. Скорее всего, вы также не будете мечтать о том, чтобы ваш лучший друг старательно избегал смотреть людям в глаза и разговаривал тихим невыразительным голосом.

Мне пришло в голову, что если бы я понаблюдала за ним еще немного, а не сразу бы бросилась знакомиться, то легко угадала бы и его имя, и то, что он родом из Западного Линфилда. Эти два факта естественным образом сочетались с его брюками цвета хаки и эмблемой Чикагского университета на футболке.

Еще мне пришло в голову, что наша дальнейшая беседа будет становиться только скучнее, но делать мне было все равно нечего, так что я решила проверить эту теорию на практике.

– Для чего ты сюда приехал? – спросила я, и он озадаченно нахмурил брови.

– Для чего? – переспросил он.

– Ну, знаешь, – объяснила она, – я вот приехала, чтобы найти богатого нефтяного барона, которому срочно понадобилось обзавестись молодой женой.

Он снова тупо на меня уставился.

– Что ты изучаешь? – перевела я.

– А. Пока не уверен. Возьму курс юриспруденции, наверное. Или литературы. А ты?

– Еще не решила. – Я отсалютовала пластиковым стаканчиком. – В основном я здесь из-за пунша. Ну и чтобы быть подальше от южного Огайо.

За следующие пятнадцать мучительных минут нашего знакомства я выяснила, что Алекс получил академическую стипендию, а Алекс, в свою очередь, выяснил, что мне на учебу пришлось взять кредит. Я рассказала ему, что я в семье самая младшая и, кроме того, единственная девочка. Он же рассказал мне, что он старший и у него трое братьев. Потом он спросил, видела ли я местный спортивный зал, на что я искренне ответила: «Нет, а зачем?», после чего разговор сам собой затих. Теперь мы просто стояли, неловко переминаясь с ноги на ногу.

Он был высоким, тихим и больше всего на свете жаждал посмотреть местную библиотеку.

Я была низенькая, громкая и отчаянно надеялась, что кто-нибудь вот-вот пригласит нас на нормальную вечеринку.

Когда мы наконец разошлись, я была полностью уверена, что