другим не гоже, то тебе.

П р а с к о в ь я. Да вы посмотрите на ее губы, на ресницы.

Н а с т я. Губы здесь ни при чем.

М а р к и н. Верно, товарищ Буланова. Сейчас красные, а через час станут черными. Тебе, Прасковья, не все ли равно?

П р а с к о в ь я. Нет! Счастливо оставаться. (Уходит.)

Б о л ь ш а к о в (Игнатьеву). Что-нибудь случилось?

И г н а т ь е в. Шлея под хвост попала.

З о н д а е в. Прасковью, понимаешь, знать надо. Вид, понимаешь, сердитый, сердце доброе… Сейчас увидите, что, понимаешь, будет.

П р а с к о в ь я (из будки). Эй ты, красавица, а высоты не испугаешься? В глазах небось круги пойдут?..

Н а с т я. Я не то что высоты! Я тебя не боюсь.

П р а с к о в ь я (с издевкой). Ой, храбрая какая! Померяй, может, подойдет. (Бросает замасленный комбинезон.)

Настя подняла комбинезон, рассматривает его, кокетливо прикасается мизинчиками к грязной спецовке, морщится. Вдруг резким движением начинает расстегивать пуговицы на своем платье, хочет снять его, но меняет решение, проворно надевает комбинезон на платье. Прасковья внимательно следит за происходящим.

Н а с т я. В самый раз.

П р а с к о в ь я. Ишь ты, не побрезговала. Ну полезай, коли так.

Н а с т я. И полезу. (Уходит.)

М а р к и н. Платьице-то, поди, единственное!

И г н а т ь е в. Новое приобретет.

М а р к и н. Жаль. Не подерутся?

Б о л ь ш а к о в. Как при посадке в поезд. Пока садятся — враждуют, доедут до места — адресами обмениваются.

М а р к и н. Обойдется, сработаются.

И г н а т ь е в. Смотрите, уже в башне.

Б о л ь ш а к о в. А вас, товарищ Игнатьев, об одном попрошу — посмотрите за Настей, а то сбежит, чего доброго.

И г н а т ь е в. Хорошо.

М а р к и н. По себе знаем, товарищ Большаков, цену честному, теплому слову.

Б о л ь ш а к о в. Ну, нам, Иван Иванович, на планерку пора.

И г н а т ь е в. Да, идемте.

Б о л ь ш а к о в. До встречи, Петр Егорович!

М а р к и н. До встречи, Федор Федотович!

Большаков и Игнатьев уходят.

П р а с к о в ь я (из будки, громко). Секретарь! Секретарь! Стой!

И г н а т ь е в. Что еще?

П р а с к о в ь я (спускается, тащит, за собой Настю). Ты кого ко мне привел?

Б о л ь ш а к о в. Буланову!

П р а с к о в ь я. Я спрашиваю, кого ты ко мне привел?

Б о л ь ш а к о в. Я не совсем вас понимаю. В чем дело?

Н а с т я (вырывается). Пусти, чудо-рыба!

П р а с к о в ь я. Она же пьяная.

Б о л ь ш а к о в. Настя, это правда?

Настя молчит.

Я спрашиваю, это правда?

Н а с т я. Так это ж с перегара, товарищ Большаков. Еще со вчерашнего.

Б о л ь ш а к о в. Эх ты, завила горе веревочкой…

Н а с т я. Не верите?..

Б о л ь ш а к о в. Да-а… Не сдержала, значит, свое слово?

Н а с т я. Федор Федотович!..

Б о л ь ш а к о в. А я ведь поверил.

П р а с к о в ь я. Да такую не то что к технике нельзя близко подпускать, ей лопату и ту нельзя доверять.

Н а с т я. Ну и не доверяйте! Плевать я хотела на вашу технику и на вас тоже. «Добрые люди», «добрые люди!» Где они, твои добрые люди, секретарь? (Указывает на Прасковью.) Может быть, эта? Видела я ее доброту… Где же они? Нет их, добрых-то людей, вывелись!.. С приветом, секретарь! (Идет.)

Б о л ь ш а к о в. Стой!

Н а с т я. Командуете? Но я не солдат, чтобы перед тобой стоять руки по швам. Как-нибудь сама себе вольная птица.

Б о л ь ш а к о в. Ну если ты сама себе вольная птица, то полетай еще, пока крылья не устанут.

Н а с т я (вызывающе). Не думай, не пропаду. Устроюсь и без твой помощи, товарищ секретарь. (Уходит.)

М а р к и н. Гм… Вольная птица…

З о н д а е в. Дура, зеленая дура, и еще нос, понимаешь, задирает, а?

Б о л ь ш а к о в. Прасковья Григорьевна, прошу прощения. Да… Орешек оказался твердым…

П р а с к о в ь я. Думать надо, прежде чем делать.

И г н а т ь е в. Эх, мать! Помнишь, как ты последнюю трешку мне оставляла, рубашки по ночам стирала, ребят из палатки выгоняла, чтобы заниматься мне не мешали.

Молчание.

Б о л ь ш а к о в. Ну, Иван Иванович, идем, пора. Трудная у тебя подшефная…

Большаков и Игнатьев уходят.

М а р к и н. Вольная птица… И придумает же такое…

П р а с к о в ь я. Мужики, а я не зря бучу подняла, а?

Т о м и л и н. Без помощницы плохо, но и эта тебе не помощница.

М а р к и н. Ну это ты зря, Сергей Матвеевич, девчонка молодая, сильная, здоровая, ей только и работать на кране.

З о н д а е в. Нехорошо, Прасковья, нехорошо получилось.

П р а с к о в ь я. Нет, вы только подумайте, и скажет же такое: «Где добрые люди?» Нет, ее надо вернуть.

М а р к и н. Эх, Прасковья, Прасковья!.. (Обнимает.)

П р а с к о в ь я. Да ты что, Петр, с ума сошел?

М а р к и н. Не бойся, не осудят. Я ведь тебя по-братски, потому как сердце твое увидел. (Поет.) «Ах ты, сердце, сердце девичье, не видать мне с тобой покоя…».

З а н а в е с.

Картина пятая

Через неделю. Столовая в доме Прокофьева. Справа — выход на кухню и в коридор, слева — дверь в спальню, раскрытая настежь. На одной стене — оленьи рога, ниже ковер, на ковре охотничьи ружья, на другой — цветное фото строящейся ГЭС. П р о к о ф ь е в  после возвращения с охоты чистит ружье. На полу лежит связка диких гусей и уток.

Входит  А н н а.

А н н а. Обед готов, Саша. Может быть, ты после почистишь свое ружье.

П р о к о ф ь е в. Я скоро, Аннушка. (Поет.)

«Славное море, священный Байкал,

Славный корабль, омулевая бочка…»

А н н а. Да, тебе сегодня весь день Матвейчук звонил.

П р о к о ф ь е в. Ни стыда ни совести! Воскресный день и тот не дадут спокойно провести.

А н н а. Наверное, ты нужен ему.

П р о к о ф ь е в. «Нужен», «нужен»… Людей много, а я один.

А н н а. Один?.. А Большаков? Разве он уже больше тебе не помощник?

П р о к о ф ь е в. Этот помощник сам сегодня нуждается в помощи. В собственных мыслях запутался. Считает себя непогрешимым ортодоксом, а живет понятиями двадцатых годов. Они, ортодоксы, хороши сегодня где-нибудь на кафедре в университете, да и то вряд ли. К живой практике далеко не всегда подходят готовые формулировочки. От нас, руководителей, еще и гибкость требуется. Диалектика.

А н н а. Ошибся в нем?

П р о к о ф ь е в. Ничего, поправим.

А н н а. Саша, а ты разве не знал его раньше?

П р о к о ф ь е в. На заседаниях бюро обкома мы постоянно с ним были единомышленниками, и он нравился мне и своей остротой, и своей принципиальностью, да и вообще я… люблю горячих. Мне и теперь многое в нем нравится. Ну а без недостатков, сама знаешь, Анна, людей в природе не бывает. И я за него еще повоюю.

А н н а. Боже мой, опять война. Саша, а без нее нельзя? Ты бы хоть себя пожалел. Договоритесь мирно.

П р о к о ф ь е в. Нет, Анна, нельзя. «И вся-то наша жизнь есть борьба».

Слышен лай собаки.

А н н а. Джульбарс? На кого это он?

П р о к о ф ь е в (смотрит в окно). Это ко мне.

А н н а. И что это людям в выходные дни не сидится дома? (Уходит.)

Голос Маркина из-за двери: «Можно?»

Входит  М а р к и н.

М а р к и н. Здравствуйте, Александр Андреевич!

П р о к о ф ь е в. А, рабочий класс, заходи, заходи, браток! Рассказывай, что у тебя за срочные дела.

М а р к и н. Александр Андреевич, на минутку я к вам, дело есть.

П р о к о ф ь е в. Присаживайся, выкладывай все по порядку.

М а р к и н. Но прежде хочу вам спасибо сказать.

П р о к о ф ь е в. За что?