— Привет. Пойду сяду за наш столик.

Йенс кивнул и с силой хлопнул по спине одного из гостей. Эрик отправился дальше вдоль плотно расположившихся посетителей и подошел к угловому столику у стены. Он опустился на стул и выдохнул. Только сейчас Эрик наконец расслабился после встречи. Что же они решили? Ему пришлось доказывать, что его команда способна обезопаситься от конкурентов. Что патент достаточно надежен и защищен от злоупотреблений. Но прежде всего Сёдерквист должен запустить «Майнд серф». Однако перед ним стояла нелегкая задача. В последние недели программа барахлила. «Майнд серф» работала, когда управление осуществлялось через клавиатуру, но при использовании шлема зависала. Найти ошибку не удавалось. Преобразующее устройство, которое являлось сердцем программы, имело сложную структуру и распознавало огромный объем информации, полученной от нейронов. К тому же трехмерный интерфейс работал в режиме реального времени, что влекло за собой потенциальные проблемы. Возможно, ошибка крылась где-то в расшифровывающем процессоре. Может быть, проблемы возникали из-за того, что контакт с мозгом был слишком слаб.

Эрик посмотрел в окно, на движение на улице Биргера Ярла. Велосипедист обогнул такси, водитель которого резко затормозил, и в машину чуть не врезался желтый «Порше». Две молодые женщины с пакетами из «Гуччи» перебегали дорогу.

Сёдерквист собирался продать половину своей компании предприятию «Хагстрём Фондфёрвалтнинг». На самом деле компания принадлежала не только ему. Совладельцем выступал фонд инноваций Технологического института. Но Эрик воспринимал ее как свое детище. Ему принадлежала идея, и он сам разработал технологию исследования. Стоимость компании определяло руководство института. Может, они слишком занизили цену? Поэтому Матс Хагстрём принял предложение? Мысль о смене владельца вызывала у Эрика неприятное чувство. Матс выдвинет другие требования. Почему Эрика это задевает? Почему ему всегда сложно прислушиваться к авторитетам? Почему так тяжело терять власть?

Официант швырнул на стол тарелку с бифштексом. Сёдерквист покачал головой:

— Спасибо, но я еще ничего не заказывал.

Официант фыркнул, схватил тарелку и растворился в сутолоке. «Ричи» верен себе. Эрик предпочел бы место поспокойнее — «Театергриллен» или «Принсен». Ресторан, где удобнее разговаривать. Эрик наблюдал, как его друг бесцеремонно наклонился над соседним столиком и взял целый кулак картошки фри из тарелки одного из гостей. Его поведение, казалось, никого не удивило: кто-то смеялся, некоторые чокались пивными бокалами. Йенс играл по своим правилам. Он был здесь самым крупным. Светловолосый, с бородой. В синих мокасинах, зеленых вельветовых брюках, в белой рубашке и с красным шейным платком. Ужас. Ханна сошла бы с ума, увидев его. Она любила использовать Йенса в качестве пугающего примера для Эрика:

— Только не надевай вот этот свитер, в нем ты выглядишь как Йенс.

Сам Йенс считал, что такой стиль раскрепощает.

Эрик обратил внимание на других посетителей ресторана: бизнесмены в темных костюмах, модели в кожаных куртках и модники с зализанными волосами. Пара-тройка художников. Или, может, актеров. Выпивохи с красными носами и взъерошенными волосами. К какой касте он мог отнести себя? К замшелым академикам? Или к энтузиастам-мечтателям?

— Эрик! Мой личный профессор Лакмус!

Йенс обнял его, как всегда, крепко и радушно. Жесткая борода оцарапала Эрику щеку. Слишком резкий аромат одеколона. Пятно от кетчупа на рубашке.

— Ты знаешь, что я обычно ем около двенадцати. Папочка проголодался. Надеюсь, ты тоже.

Вальберг довольно распахнул меню, радуясь наступлению обеденного времени. Эрик улыбнулся и посмотрел на список блюд. Он не был особенно голоден. Из-за напряженной встречи с Матсом аппетит пропал.

— Я возьму тост «Скаген».[17]

Йенс сморщил лоб.

— Ого. Как оригинально. А что ты возьмешь потом?

Эрик ухмыльнулся, заметив разочарование Йенса.

— Эспрессо.

Йенс покачал головой.

— Мы договорились о длинном обеде. К тому же я ждал целый час. Я возьму панчетту,[18]она тут отличная, двойную порцию, так что ты тоже сможешь попробовать, и обжаренные с солью креветки. Еще форель на гриле. Что будем пить?

Йенс был непреклонен в том, что касалось напитков к еде. Он никогда не ел без вина.

— Выбери сам. Знаю, ты плохого не возьмешь.

Йенс махнул разгоряченному официанту. Тот кивнул, оставил пару, приняв только ползаказа, и подошел к столику.

— Йенс. Всегда рады такому приятному посетителю. Что мы вам можем предложить сегодня?

Вальберг наслаждался моментом. Оставленная пара бросала на них гневные взгляды.

— Начнем с обязательных пунктов, мой дорогой Пьер. Для начала возьмем бутылку того игристого «Блан де блан» из Дейца, девяносто восьмого года. Потом — «Ла Шаблизьен Гран Крю» из Генуи две тысячи четвертого. Только, ради бога, удостоверьтесь, что оно холоднее, чем в прошлый раз.

Официант поклонился и исчез. Йенс заправил вылезшую из брюк рубашку, заметил пятно от кетчупа и фыркнул. После он положил свою жесткую ладонь на руку Эрика.

— Господин Сёдерквист. Как у вас дела… если по-честному?

Правда, если по-честному? Что Эрик чувствовал? Беспокойство. Неуверенность. Боль. Йенсу он мог открыться. Они довольно давно знакомы и достаточно близки.

— Мне страшно, Йенс. Я боюсь потерять точку опоры. Мне кажется, я слишком долго работал, чересчур усердно и много. Работа стала доспехами. Я опускаю забрало и выхожу на поле боя. Чем хуже обстоят дела с Ханной, тем больше времени я там провожу. В бегах.

Йенс озабоченно смотрел на друга.

— Зачем ты вообще носишь доспехи?

— Чтобы справляться. Прежде всего с работой. Я чувствую свою ответственность за коллег. За учеников. За тех, кто вложил деньги. За весь проект. За все эти месяцы. И в том числе за Ханну. Я должен получить вознаграждение.

— Мы все видели, как ты растворился в работе. Или сознательно ушел в нее. Ты был словно одержим. Особенно в последнее время. Честно говоря, я удивился, когда ты позвонил вчера. Прошло много дней. Если будешь пытаться соответствовать ожиданиям всех, потеряешь самого себя, а заодно и доспехи, и останешься один.

— Скорее всего. Ханна и я, мы оба это знаем. Может, и у нее есть эти чертовы доспехи.

На лице Йенса появилось выражение беспокойства.

— Когда битва закончится, ты останешься один. Все исчезнут. Ты потеряешь все, за что боролся.