Я несколько секунд стою с открытым ртом, пока злость не придает мне капельку смелости.

– Мистер Дамир, а вам знаком термин «конфиденциальность»?

Сине-зеленые глаза перестают задумчиво рассматривать фотографии, висящие на стене, и концентрируются на мне.

– Знаком, – с невероятной ленцой отзывается мужчина, – но мне не нравится, как звучит это слово.

На чувственных губах играет снисходительная усмешка, как бы подчеркивая, что мистеру Дамиру позволено все и даже больше.

Я стою и молча смотрю самоуверенному бизнесмену в глаза, в который раз терзаясь вопросом, как долго еще смогу выносить тяжелый характер лаэрда. Меня так и подмывает тоже вторгнуться в личную жизнь лаэрда и наконец спросить, почему шеф отверг Дестани, единственную женщину, действительно влюбленную в лаэрда, но, к счастью, наше безмолвное противостояние взглядов прерывает немного запыхавшаяся Шарлиз.

– Аврора, вот ты где! – лаэра обнимает меня одной рукой за плечи и тянет куда-то в сторону. – Пойдем скорее. Аукцион вот-вот начнется…

– Аукцион? – я с удивлением смотрю в ярко-зеленые глаза женщины с золотым полукругом у самого зрачка. – Аукциона в программе не было.

– Идем. Там все узнаешь.

Я кидаю на шефа растерянный взгляд и покорно иду вслед за Шарлиз в сторону сцены, предпочтя из двух представителей семейства Дамиров наименее опасного.

* * *

– А сейчас на сцену выходит следующий лот, – бойко тараторит Шарлиз в черный микрофон и манит наманикюренным пальчиком пухленькую девушку в шикарном платье цвета темной вишни.

Устало вздохнув, я закрываю глаза в глупой попытке немного расслабиться.

Да, Аврорка, попала ты конкретно!

Пятнадцать минут назад, даже не заподозрив подвоха, я вместе с остальными девушками поднялась на сцену, но, услышав радостное объяснение Шарлиз о том, что все мы будем лотами аукциона, не смогла сдержать страдальческого стона, идущего из глубин души.

На все мольбы избавить меня от этой дурацкой затеи Шарлиз только отмахнулась и пообещала, что мне будет весело, но время шло, я была последним лотом программы, а настроение стремительно падало после каждой купленной девушки.

– Раз-два-три… Продано! – кричит Шарлиз, а в зале раздаются скупые аплодисменты в адрес счастливчика.

Тяжело вздохнув, оглядываю толпу толстосумов, стоящих у бортика сцены. Мужчины в дорогих костюмах с непонятным восторгом торгуются, соперничают друг с другом и смеются.

Не понимаю, что в этом дурацком аукционе может быть веселого?

Передав предпоследнюю участницу торгов выкупившему ее импозантному лаэрду, Шарлиз смотрит на меня, молча жмущуюся у краешка пустой сцены, и ослепительно улыбается.

– А сейчас главный лот нашего аукциона, – заявляет она разогретой толпе, показывая в мою сторону тонкой рукой с массивным браслетом на запястье.

Весьма неохотно, с какой-то непонятной внутренней дрожью я делаю пару шагов, оказываюсь на середине сцены и мельком смотрю в серую расплывающуюся массу лиц.

– Уважаемые лаэрды, перед вами прекрасная богиня утренней зари – Аврора, – с непонятным чувством гордости в голосе представляет меня Шарлиз. – И для того чтобы победитель смог по достоинству оценить свалившуюся на него удачу, последний лот нашего аукциона проведет с одним из вас романтический ужин при свечах.

Шарлиз эффектно щелкает пальцами свободной от микрофона руки и показывает куда-то наверх.

Заинтересованная публика оглядывается назад, устремляя любопытные взоры на верхнюю площадку банкетного зала.

Вышколенные официанты распахивают красные шторки, и всему залу открывается романтично сервированный стол отдельного кабинета. Среди нестройных мужских рядов проносятся негромкие комментарии, следом смех и в мою сторону кидают куда более заинтересованные взгляды.

Сглотнув, я мысленно чертыхаюсь и словно мантру твержу про себя «лишь бы хватило денег, лишь бы хватило денег, лишь бы…».

– Начинаем наш аукцион, – томным голос объявляет в микрофон Шарлиз. – Стартовая цена – полмиллиона.

Руки затряслись, с трудом удерживая норовивший выскочить КПК, и я с ужасом покосилась в сторону разошедшейся лаэры. Кто, находясь в здравом уме, отдаст пятьсот тысяч за ужин с какой-то там ассистенткой?

– Шестьсот тысяч! – кричит кто-то из толпы.

– Семьсот! – пытается перебить ставку Сабир, а я с ужасом закрываю глаза.

Сумма, названная Сабиром, – это все деньги, которые есть на моих картах, и если кто-то…

– Восемьсот!

Испуганно распахнув глаза, замечаю среди неясной толпы поднятую руку. Всматриваюсь в лицо пожилого лаэрда, молча уговариваю себя, что все не так уж и плохо. Мужчину я уже видела на одном из приемов, и уже тогда он показался мне умным, воспитанным демоном, с которым можно и о политике поговорить, и о ценах на сельдь, и об идее облагораживания естества на началах разума…

– Девятьсот! – портит мне все планы еще один толстосум.

Телефон мелко вибрирует в ладони, привлекая мое внимание, и я по привычке опускаю глаза на экран.

«Систер, беги!»

Я еще раз перечитала непонятное эсэмэс, присланное с одного из многочисленных телефонов Азалии. Что она хотела этим сказать?

– Миллион! – не хочет уступать пожилой лаэрд, тоже, видимо, настроенный пообщаться об эпохе барокко, сельди и политике.

«Что случилось? Куда?» – быстро набираю и отправляю сестре сообщение.

Сердце тревожно бьется в груди, взгляд становится рассеянным, и я по привычке закусываю правый краешек нижней губы.

К счастью, ответ приходит всего через секунду:

«Дан, я знакомила вас утром, ждет у входа справа. Иди к нему. Живо!»

Я поднимаю глаза, пытаюсь отыскать коренастого агента, но из-за слепящих сбоку ламп прожекторов не могу увидеть даже стены банкетного зала. Коленки начинают мелко дрожать, а во рту мигом пересыхает.

– Миллион триста! – тем временем кричит еще кто-то.

Блин! Им что, фуршета было мало? Почему всем так хочется поужинать?

Я нервно переступаю на высоких каблуках, сердце тревожно бьется о ребра и эхом отдается в висках. Любимая сестренка плохого не посоветует и если написала «беги», да еще и крупными буквами, то лучше быть послушной девочкой и действительно сбежать.

Вот только куда и как это будет выглядеть со стороны?

«Аврора!!! Беги, ненормальная, БЕГИ!» – еще одна гневная эсэмэс.

– Полтора миллиона!

– Миллион восемьсот! – не унимаются разошедшиеся лаэрды, в то время как я отчаянно кусаю губы и нервно тереблю в руках телефон.

Что делать? Как поступить? Подойти и сказать Шарлиз, что мне плохо? Или проще сразу упасть и притвориться трупом?