– Я знаю, где их продают. На рынке, – и чтобы хоть чем-нибудь досадить имениннику Даниле, воскликнул: – без тебя толстопузый, как-нибудь обойдемся.

– Посмотрим… Если что, я дома… Приходите… – ответил Данила и запел: – Лапти, да лапти, да лапти мои.

Мы с Данилой поспешили к бабе Меланье, а Настя улетела домой радовать родителей. Когда бабка Меланья, возившаяся в сарае, увидала, что мой дружок вытаскивает из кармана пятьсот рублей, у нее старенькой аж руки задрожали.

– Продал?… Все?

– Нет, только корзинки. Лапти не взяли.

– Вижу. Пойдем, чайком с медком угощу, – засуетилась обрадованная донельзя старушка.

Данила властным жестом остановил ее.

– Некогда, лапти остальные давай.

Бабка Меланья нырнула в сарай и вынесла огромную гору недавно сплетенных корзинок. Данила зашипел:

– Ты что плохо слышишь? Русским языком сказал, лапти неси.

Бабка непонимающе уставилась на него.

– Так ты чё продал?

– Корзинки!

Бабка с корзинками снова скрылась в сарае, но через минуту вышла с той же горой. Она виновато спросила Данилу:

– Али плохо слышу? Ты чё продал?

– Корзинки! – зарычал мой дружок.

– А лапти тебе зачем, если корзинки берут.

Я с интересом смотрел на Данилу. С формальной логикой у бабки было все в порядке, не придерешься, а вот что ответит он? Данила оказался диалектиком.

– У…у… бестолковая! То, что легко продать, я оставляю тебе, а что тяжело – забираю себе, поняла?

Бабка снова скрылась в сарае. Через несколько долгих минут оттуда послышался ее дребезжащий, старческий голосок:

– Данилко!

– Если сейчас с корзинками выйдет, убью, – пообещал мой дружок.

Но он ошибся. Бабка толкала к выходу большую телевизионную коробку с лаптями.

– В Москву поедешь торговать?

Данила осклабился в насмешливой улыбке.

– Нет. Мэр хочет быть ближе к народу, может столкуемся, обуем его администрацию.

– Тогда подожди, – предложила сердобольная старушка.

– За копытцами пошла, – пошутил Данила.

Не угадал он. Бабушка Меланья вынесла грушеобразное чудище – насаженное на деревянную рукоять железное навершие.

– Что это?

– Атаманская булава. Пусть достойно правит, как встарь.

Данила скукожился, как от зубной боли.

– Дождешься, придет он проверять рынок, а у тебя за место не заплачено. Он тебя на небо, ею и отправит, будешь знать тогда, мэр как правит.

Бабка перекрестилась.

– Возверни обратно.

Некогда нам было дальше разводить с нею тары, бары. Мы понесли коробку с лаптями Даниле домой.

– Всю Россию обуть в них можно, и куда столько наплела, кто их купит? – бухтел всю дорогу мой дружок.

Когда мы свернули на свою улицу, нам снова повстречался Колька со своей кампанией. По их лицам было видно, что им ничего не обломилось. Колька остановил нас и, не зная как продолжить давешний разговор, чтобы не уронить в присутствии своих дружков собственного достоинства, спросил:

– Что это вы несете?

– Да вот, на гонорар бабке телевизор справил, – небрежно ответил Данила, показывая на телевизионную коробку. – Ты если чего заходи, наш уговор в силе.

Большего унижения и обиды нанести своему врагу он не мог. Сколько же платят на фильме, если сразу телевизор? В глазах Колькиной свиты ревностно относящейся к нашей неразлучной троице, мы теперь выглядели не только, как самые продвинутые в области причесок, но и как гиганты мысли. А как картинно одеты? Дерюжная, длинная рубаха, лапти с ноговицами. Широкий пояс из свиной кожи. За поясом у Данилы атаманская булава. Мрак! Андеграунд! Полный отпад. Колькина ватага смотрела на нас с нескрываемой завистью.

То, что фильм был не про лапотников, и такая обувка никому не нужна, Кольке и остальным не положено было знать. Мы не собирались протирать им очки. Михалыч хоть и скупердяй, но одеть всю киногруппу старыми сапогами как-нибудь сможет. Пока та же мысль, не дай бог, случайно не пришла в голову Кольке с кампанией, я, обратившись к Даниле, оригинально попрощался с ними:

– А может, старый телевизор ребятам отдадим, пусть про нас кино смотрят.

Колька должен был не один раз пожалеть, что остановился с нами поболтать. Его ореол вожака значительно поблек за сегодняшний день. Но это было еще не все. Когда мы принесли коробку с лаптями домой к Даниле, минут через десять с тыльной стороны дома, с огорода раздался чей-то крик.

– Данила. Данила. Выйди на минутку.

За забором стоял лучший Колькин дружок – Вадька Дуст, сынок управляющего местным отделением коммерческого банка.

– Чего тебе? – неласково спросил его мой приятель. Если он Кольку еще как-то терпел, то этого сытого барчука, который как сыр в масле катался, вообще на дух не переносил.

– Почем свой прикид продашь?

– Смотря что?

– Все!

– На все у тебя денег не хватит.

– Хватит!

– Извини! Могу лапти и рубаху продать.

Данила промолчал о том, что его рубаха, вчера вечером была еще обычным дерюжным мешком. И только усилиями Насти проявившей недюжинные портновские способности, мешок превратился в подобие рубахи. Правда, сделано было все тяп-ляп. Но знать об этом Вадьке раньше времени не надо было. Покупатель, нацелившийся на всю справу, теперь стоял в раздумье.

– Берешь или нет, а то мне телевизор настраивать надо, – подпихнул его к принятию решения Данила.

– Беру!

– С тебя тысяча рублей.

Загнул, конечно, цену мой дружок. Такие суммы в нашем городке у многих взрослых мужиков в кармане редко встретишь. Он уже хотел, было ее ополовинить, когда Вадька Дуст удивился:

– Всего?

Я видел, как Данила расстроился из-за того, что продешевил, но птичка вылетела, не воротишь ее назад. Мой дружок стянул с себя лапти и рубаху, а Вадька взамен отдал ему две пятисотрублевые купюры. Когда Данила увидел, какую пачку денег приготовил богатенький Буратино, в его глазах появился нехороший блеск.

– Вадь, – вкрадчиво позвал он нового обладателя бесценной хламиды. – Одежда не самое главное. Нас не за это приняли.

Таким нахальством может обладать только мой дружок, Данила. Всучить покупателю за деньги товар, и тут же в лицо ему объявить, что он ничего не стоит, смелость надо иметь. Вернуть ведь могут. Однако у Вадьки была психология игрока на автоматах, одноруких бандитах. Он уже втянулся в игру под названием «великие артисты» и готов был спустить все наличные деньги.