Пока кормила, колола, подмывала, новый памперс цепляла, он пыхтел как ежик и молчал, а как закончила, заговорил. И как я сразу не додумалась, что раз ожил, то и заговорить по идее должен. Устала, наверное. А он… Как он меня напугал! Когда рядом со мной раздался хриплый глухой голос, меня чуть не парализовало. Он же, зараза, не только заговорил, но еще и грязью меня поливать начал:

— Ты, я гляжу, как всегда, и в огне не тонешь, и в воде не горишь. Из окошка аки ласточка вылетела и, как драная не убиваемая кошка, назад заскочила. А с Василькой как щебечешь… Прям как родная. То знать ее не хотела. Отшвыривала девчонку от себя, памперсы с нее двумя пальчиками снимала, кривилась, а теперь меня подмываешь и даже блевать не бегаешь. Неужели моя маменька расщедрилась и тебе большие деньги платить начала, или ты за меня пенсию инвалидную большую получаешь? Я же тебе даже здоровый был не нужен. Так зачем ты со мной с больным возишься, время теряешь? А как же молодость, возможности карьерного роста, подиум, твои так и не откопанные из земли таланты? Языки? Музыка? Спорт? Личная жизнь? Как же твой Махмуд? Или как там его правильно? Может ты его, и не только его, по ночам в соседней комнате принимаешь, подрабатываешь на дому? Может это он тебе такую шикарную квартиру снимает?

Зря он эту речь свою толкнул. Зря… Я уже давно не совсем леди. И руки у меня уже давно не слабые. Это после больницы я была «сильна», как куренок. Теперь, после того как его поворочала, массаж регулярно поделала, плюс скалодром и пианино, слабой меня назвать точно было нельзя. Вы когда-нибудь здоровались за руку с хрупкой девочкой пианисткой, которая по восемь часов в день по клавишам тугого старого инструмента «лупит»? Нет? А вы попробуйте. Их, таких маленьких и хрупких, на арену цирка можно выпускать. Они там, шутя, своими тонкими пальчиками гвозди гнуть будут, и цветочки из них делать.

Вот и заработал мой ненаглядный себе синяк потому, как врезала я ему по морде от всего сердца, от всей души. Откуда и силы то взялись. Губы ему разбила, нос раскровила, опять, и как бы еще под глазом к утру фингал не возник. Зато заткнула качественно и рот, и нос. Нос, правда, ватой затыкала.

Зараза калечная… Разговорился. Поглядите на него. Еще разок, что ли, стукнуть? Мне вон как после первого раза полегчало. Но разъяснительную работу с муженьком провести все-таки стоит. Семейная жизнь, видимо, у него с женой та еще была, но я не она, а потому:

— Слушай меня внимательно, убогонький, — негромко заговорила я. — Ты, наверное, головой хорошо приложился об пол, и вместо мозгов у тебя в голове каша образовалась. Так я тебе сейчас все очень понятно расскажу и разъясню. Не знаю, что ты понял за то время, что после комы прошло, но для стукнутых головой и по голове начну сначала.

Во-первых: в коме мы с дочкой полежали пять месяцев, ты — шесть. Мамочка твоя сначала пыталась тебя домой забрать, а потом в дом инвалидов пристроить. Это после того, как выяснилось, что ты даже голову сам повернуть не можешь. Меня с Васяткой она на улицу выгнать пыталась. Все наши вещи к тому времени продала. От игрушек и от тех избавилась. Если бы мы, как и ты двигаться не смогли, отправила бы нас всех твоя мамочка в богадельню.

Во-вторых: ничего, что было до аварии, я не помню. Ребенок помнит, я нет. Я и с ней познакомилась заново, и тебя, словно в первый раз только увидела в больнице. Как мы жили раньше, и кто такой этот Махмуд я знать не знаю. Понятно тебе? Пенсию по инвалидности тебе маменька оформила, но даже с пенсией брать тебя к себе домой она не захотела. Видели мы ее последний раз с дочкой еще в больнице. Живем мы сейчас очень далеко и от нее, и от нашей прежней жизни, в пригороде Москвы. Вожусь я с тобой как с писаной торбой только по тому, что Василиска очень к тебе привязана и считает тебя своим любимым папочкой. Папа ты ей на самом деле или нет, я тоже не знаю. Пока она сама от тебя не откажется, придется тебе, милый мой, терпеть меня рядом с собой, потому как дочь я тебе не отдам, и развода ты по этой же причине не получишь. Докажешь дочери, что ей без тебя будет лучше, согласится она жить отдельно от тебя и я тебя тоже держать не буду. Её заберу. Тебя забуду.

Договорив, я вытащила у него из носа вату и, поднявшись с пола, на котором сидела, прежде чем уйти, добавила:

— Как же мне хочется тебя пнуть сейчас.

Спала я в этот день крепко и спокойно.

Проснулась я от веселого щебета моей «птички». Она звонко щебетала, сидя на одеяле возле Кирилла, его голос звучал по-прежнему глухо, но уже не так хрипло. И, конечно же, я прислушалась к их разговору, тем более, что говорили они обо мне.

— Ты знаешь, папочка… Я теперь учусь разговаривать на чужом языке. Уже могу песенку спеть и спросить, как тебя зовут. Меня мама учит.

— Лучше бы она тебя на русском языке читать научила.

— Так я уже умею. Правда, правда… Очень медленно, по слогам, но умею. Буквы еще не все помню, но у меня все получается. Еще я скоро научусь играть на пианино. Мы с мамочкой его на помойке нашли. Долго мыли, чистили, красили, а теперь уже играем.

— Мама не умет играть на пианино.

— Уже почти умеет. Она вместе со мной учится. Мы посмотрели в ноуте, где можно купить ноты. Попросили, и нам дяденька привез их. Они совсем новые, и у нас скоро начнет все получаться. Ты не волнуйся папочка, если ты захочешь, мама тебя научит и на пианино играть, и на чужом языке разговаривать, а как только ты совсем поправишься, мы тебя с собой на скалодром возьмем. Там знаешь, как интересно? Я уже высоко умею залезать, почти до потолка. А некоторые ребята даже по потолку могут ходить. А почему ты на полу лежишь? У тебя же ноги заработали. Ты сегодня уже встанешь?

— Я не могу пока сам встать, малыш. Но я обязательно попробую. Если мама согласится мне помочь.

— Мама согласится. Она же тебя любит-любит. Ты знаешь, как она по ночам плакала, когда у нее руки болели и спина, а она все равно вставала утром и заново начинала тебе помогать.

— Вась, а бабуля к нам сюда ходит?

— Нет. Не ходит.

— Она может и не знает, где мы сейчас живем?

— Может и не знает. У меня, пап, теперь куклы красивые есть и телефон свой, но бабушка не звонит. Не хочет, наверное. Она от нас еще не отдохнула. Мы как с больницы с мамой вышли, у нее жили. Ну и надоели ей. Вот она еще и не соскучилась.

— Это тебе мама так сказала?

— Нет. Это бабушка сказала.

— Как она сказала?

— «Ну, хоть отдохну от вас, тараканы приблудные». Пап, а мы с мамой, что, правда, на тараканов похожи?

— Что ты, маленькая! Как может солнышко быть похожим на таракана? Солнышко оно на то и солнышко, чтобы радовать всех. Ты моя доченька, а значит, вырастешь и станешь не просто симпатичной девушкой, а настоящей красавицей. Василька, меня никто не искал? В больницу никто не приходил?

— А кто?

— Ну, девушка… Такая высокая, с черными длинными волосами. Светланой зовут.