не так же, как дар моей Maman с ее волшебной иглой. И разве можно было их за это корить? Ни одна женщина – а уж тем более француженка – не захочет, чтобы все вокруг узнали, что ей потребовалась помощь в ее les choses de cœur[11]. Хотя многие в этой помощи действительно нуждались. И тем не менее очень многие невесты получали отказ, сочтенные неудачной парой с их избранниками и, следовательно, неподходящими для связующего заклинания.

Невозможно было просто прийти с улицы и заказать у Maman свадебное платье. Чтобы стать «невестой от Руссель», требовались три вещи: рекомендация от одной из предыдущих клиенток, клятва конфиденциальности и абсолютная честность. Но даже и это не являлось гарантией того, что будущую невесту признают достойной ритуала. Впереди была целая процедура проверки, которую девушке или женщине необходимо было пройти, с вопросами, на которые ей требовалось честно ответить, и, разумеется, с ворожбой на будущее. И все это происходило в крохотной гостиной Maman, обустроенной в самой глубине салона.

Потенциальная заказчица приезжала в назначенное время. Совершенно одна. Ни в коем случае не с матерью за компанию. Гостью неизменно ждал поднос с угощениями: тарелка с печеньем и сладкий, горячий темный шоколад в тонких фарфоровых чашечках. Maman улыбалась ей обезоруживающей улыбкой над ободком своей чашки и приступала к вопросам.

Как долго вы знакомы с этим молодым человеком? Как вы с ним познакомились? Одобряет ли выбор сына его мать? Одобряет ли ваша мать жениха? Обсуждали ли вы с ним вопрос будущих детей? Была ли у вас с ним интимная близость? Удовлетворяет ли он вас физически? Был ли он когда-нибудь вам неверен? Изменяли ли вы когда-нибудь ему?

Время от времени искательницы пытались солгать, но это не приносило им ничего хорошего. Maman чуяла ложь еще до того, как она слетала с языка. И платой за эту ложь был решительный отказ.

После вопросов Maman приступала уже к настоящей «проверке годности». Женщинам велено было принести с собой на собеседование какой-то свой личный предмет, а также личный предмет жениха – расческу, например, или кольцо. То, что каждый из них постоянно использовал или касался каждый день. Maman по очереди брала в руки эти предметы, глаза у нее затуманивались, дыхание становилось неторопливым и глубоким, пока в сознании не появлялись некие образы. Отзвуки, как она их называла. Того, что уже было, и того, что будет.

Для вас это может прозвучать странно, как полная выдумка. Да и для меня самой это казалось странным, когда маленькой девочкой я наблюдала за происходящим в замочную скважину, подглядывая за тем, что совсем еще не понимала. А потом однажды Maman мне все объяснила. Каждая душа производит некий отзвук. Уникальный, как отпечаток пальца или личная подпись. И этот отзвук проникает абсолютно во все, что нас окружает. И передает, кто мы такие. И где наше место на земле. И что каждому из нас предназначено принести в этот мир. Не бывает одинаковых отзвуков. У каждого он свой и только свой. Но в то же время сам по себе он не полон – будучи половиной идеального целого. Точно зеркало без отражения. А потому каждый отзвук постоянно ищет в мире свою половинку – дабы обрести полноту и завершенность. И как раз это мы и ищем с помощью своей экстрасенсорной проверки – знак того, что отзвуки влюбленных подходят друг другу и действительно стремятся к единению.

Чуть ли не две трети будущих невест, искавших содействия Maman, получали отказ, и никакие деньги не могли заставить ее изменить решение. Отказывала она из соображений самосохранения. На кону стояла ее репутация, и ей следовало быть предельно осторожной. Одна-единственная неудача могла погубить и ткательницу, и ее дело. Погубить, собственно, весь род Руссель.

Мне было двенадцать лет, когда Maman всерьез взялась за мое обучение. На год раньше, чем ее саму когда-то начала учить ее матушка. Когда я спрашивала, почему раньше, она отвечала, что у нее нет времени ждать. Что, мол, когда настанет час, я должна уже быть готова. Тогда я никак не могла этого понять. И еще несколько лет не понимала. Но все равно делала то, что мне велели. Так начались мои уроки у «колдуньи над платьями».

Обучение мое состояло из трех частей. Первым было ясновидение, на чем, по словам Maman, следовало в первую очередь сосредоточиться любой чего-то стоящей sorcière[12]. Это известно людям в разных вариантах. Гадание на зеркале, воде или кристаллах. Призвание духов. Ворожба. Впрочем, как это ни назови, разницы, на мой взгляд, нет. La magie – штука гибкая и могущественная, и в то же время податливая, легко приспосабливающаяся ко многим формам и способам применения. Запах. Звук. Взор. Прикосновение. Даже вкус порой используется, если практикующий магию достаточно опытен. Для женщин рода Руссель – это прикосновение и способность почувствовать определенную личность, ощутить отзвук ее души всего лишь кончиками пальцев.

Что же касается заклинаний – и чьего-то конкретного счастья, – то не бывает такого, чтобы что-то одно подходило всем. Надежность магии, эффективность ритуала напрямую зависят от того, насколько хорошо удалось проникнуть в личность заказчицы и ее избранника, понять, что они собою представляют и как проводят свою жизнь, что ими движет и что составляет суть их существования. Чтобы в итоге получить нужный результат, ты должен докопаться до истины.

Мы занимались каждый день после закрытия салона, упражняясь на разных предметах, которые Maman где-то находила или покупала недорого на барахолке. Она учила меня, как заглушить все внутри, как рассеять взгляд и замедлить дыхание – медленно-медленно вбирать и выпускать воздух, – пока все лишнее не отступит и на поверхность не явятся хранимые этими предметами образы. Любовь, потери, дети, свадьбы, несчастные случаи, болезни – все это начинало проноситься перед моим взором, точно страницы альбома со скрапбукингом. А потом Maman подробно обо всем меня расспрашивала, чтобы понять, насколько результаты моего видения личности совпадали с ее.

Сначала я чувствовала себя ужасно, огорошенная всем тем, что мне являлось. Я была еще очень юной, и мне было крайне неловко оказываться посвященной в некие интимные подробности жизни незнакомых мне людей – как будто я подглядывала за ними через жалюзи или читала чужие дневники. Но Maman в ответ на это лишь раздраженно закатывала глаза.

«Помни, что отзвуки не лгут, – наставляла она меня. – Это все равно что книга воспоминаний о человеке, лишенная иллюзий и самообмана. Только голая и неприкрашенная правда, которая и служит основой для всего остального».

Под «всем остальным» она подразумевала сотворение заклинания.

Для каждой невесты, идущей под венец в платье от Руссель, создается отдельное, особенное заклинание. Тщательно подобранные слова заключаются в небольшой стих, задача которого – устранение отдельных препятствий и обеспечение счастливого исхода замужества. Написание связующего заклинания считается священным делом и должно выполняться с искренним проникновением. Ни в коем случае не в спешке, а также с напрочь отсутствующим намерением подчинить волю другого человека. Оба влюбленных должны добровольно стремиться к союзу, и оба должны всецело верить в связующую силу заклинания. Вера – это вообще краеугольный камень любой магии. Без нее даже самые могущественные заклинания бессильны.

Когда заклинание полностью составлено, оно вшивается в свадебное платье – потайными стежками аккуратно вставляется в тот шов, что лежит ближе всего к сердцу невесты. Слова вышиваются белой шелковой нитью, и стежки эти почти неразличимы невооруженным глазом. Своего рода защита от копирования или присвоения посторонними людьми. Связующие заклинания вызывают мощнейшую магию и в неосторожных руках могут нанести ужасный вред, который трудно – а скорее, даже невозможно – обернуть вспять. Однако в умелых руках связующее двоих людей заклинание гарантирует им как защиту, так и счастье в браке. В день свадьбы, когда влюбленные обмениваются клятвами верности, их союз становится envoûtée – скрепленным чарами.

И как раз эта часть обучения давалась мне с наибольшим трудом. Я была нетерпелива, отчего у меня все получалось неуклюже. Возможно, так было потому, что мне это занятие казалось невыносимо скучным. Я мечтала шить платья – красивые, мерцающие блестками, подобные тем, что можно было увидеть в журнале «La Joie des Modes»[13]. Но максимум, что позволяла мне делать Maman, – это подбивать подол или переводить на ткань выкройку, пока я как следует не овладею искусством создания заклинания.

Мне это казалось ужасно несправедливым. В пятнадцать лет я уже владела иглой ничуть не хуже, чем она, – а,