Шрифт:
Интервал:
Закладка:
203
Сознательное преувеличение роли имперского синода (совета архиереев при константинопольском патриархе) и синклита (совета высшей знати при императоре) все с той же целью — внушить "варварам", что император бессилен нарушить священные установления.
204
Имеется в виду император Лев IV, по прозвищу Хазарин (775-780). Прозвище это он получил не потому, что женился на хазарке, а потому, что являлся сыном хазарки, на которой был женат его отец Константин V (741-775). Но и Константин V женился на дочери хазарского хагана по повелению отца — Льва III Исавра (717-741), еще будучи наследником престола, при заключении договора с Хазарским хаганатом в 732 г. Иначе говоря, Константин VII ошибается, и на этот раз его ошибка — не преднамеренный обман: это попросту недостаточная осведомленность в отечественной истории.
205
Константин V (муж хазарки) умер в возрасте около 60 лет, по византийским понятиям — отнюдь не преждевременно. Умер он к тому же не в дворцовой постели после длительной болезни, а во время военного похода против болгар. Лев IV умер действительно молодым, однако его репутация никак не могла в глазах византийцев X в. пострадать от воспоминаний о каком-либо его предосудительном браке. Его жена, афинянка Ирина, сторонница иконопочитания, была в качестве регентши юного Константина VI фактической правительницей империи, в 787 г. она восстановила (как оказалось, временно) иконопочитание, т.е. официально отреклась от политики, столь сурово осуждаемой Константином VII (История Византии. Т. 2. С. 60-64).
206
Первые достаточно определенные свидетельства о клятве коронуемого императора восходят лишь к началу IX в., а не ко времени, последовавшему сразу за правлением Константина V или Льва IV. Даже если признать подлинной клятвой обещания Михаила I (811-813), о которых сообщает Феофан, то и в этом случае в его "клятве" не говорилось ни слова о том, о чем пишет Константин VII (см.: DAI. II. Р. 66).
207
В очередной "фикции", излагаемой Константином, верно лишь то, что в византийской официальной идеологии этого периода (характеризуемого как время безраздельного господства гражданской чиновной бюрократии) одной из высших добродетелей монарха признавалась приверженность к традиционным методам и формам правления, к соблюдению издавна заведенных порядков и, напротив, крайняя осторожность при юридическом оформлении или введении каких-либо "новшеств". Таково и воззрение Константина: о "новшествах" он упоминает и в своем Предисловии.
208
Венчанию императора патриархом придавалось огромное политическое и идеологическое значение, однако этот акт не являлся непременным условием обретения законных прав на власть: коронация могла быть осуществлена духовным лицом и более низкого ранга (см.: DAI. II. Р. 66).
209
"Жидкий", или "греческий огонь" — горючая смесь, основу которой составляла природная чистая нефть. Секрет жидкого огня состоял не столько в соотношении входящих в смесь ингредиентов, сколько в технологии и методах ее использования, а именно: в точном определении степени подогрева герметически закрытого котла и в степени давления на поверхность смеси воздуха, нагнетаемого с помощью мехов. В нужный момент кран, запирающий выход из котла в сифон, открывался, к выходному отверстию подносилась лампадка с открытым огнем, и с силой выбрасываемая горючая жидкость, воспламенившись, извергалась на суда или осадные машины врага (Haldon С., Byrne M. A Possible Solution to the Problem of Greek Fire // BZ. 1977. Bd. 70. S. 91-99). Применение "греческого огня" в конце VII-XI в. неоднократно приносило византийцам победу, особенно в морских сражениях. Горючая смесь не только испепеляла суда врагов, она горела также на воде, не позволяя спастись вплавь (залить ее можно было лишь уксусом — Liutpr. Antap. Р. 84). Указанные выше условия применения этого грозного оружия предполагали у "мастеров" дела (см. коммент. 39 к гл. 31) высокую опытность и осторожность, так как находившаяся под давлением смесь была взрывоопасной. Гибель в бою "мастера" у сифона делала бесполезным и все устройство для метания огня, так как обращение с "жидким огнем" требовало длительных навыков. В IX-XI вв. его захватывали в сражениях болгары и арабы, но у них оно не нашло эффективного применения, как это было на имперском флоте. В 941 г. при нападении князя Игоря на Константинополь его флот был уничтожен "греческим огнем", что оставило глубокий след в памяти восточных славян (см.: ПСРЛ. Л., 1926. Т. 1, вып. 1. С. 44-45). Вполне резонно предположение авторов лондонского комментария, что именно Русь во время переговоров о мире в 944 г. могла просить у Романа I, а затем, в 945-952 гг., у Константина VII предоставить ей данное оружие (DAI. II. Р. 66). Ведь при заключении договора речь шла не только о мире, но и о военном союзе: русские должны были оберегать интересы империи в Крыму, и это давало им моральное право на обладание "греческим огнем". Да и сам Константин пишет о том, что "огонь" "многократно просили у нас", т.е. во время уже его единоличного царствования. В последние годы Ф. Коррес, занимаясь проблемой "греческого огня" специально, пришел к выводу, что, во-первых, вопрос еще не нашел удовлетворительного решения и что, во-вторых, действие этого оружия преувеличено крестоносцами в их рассказах о нем на Западе (Κορρης Φ. 'Ο προβληματιστος γυρω απο το υγρο πυρ των Βυζαντινων // Βυζαντιακα. 1983. T. 3. Σ. 123-124. Idem. "'Γυρον πυρ". "Ενα οπλο της βυζαντινης ναυτικης τακτικης. Θεσσαλονικη, 1985). Заметим в связи с этим, что преувеличения в таком случае были сделаны прежде всего в самой византийской хронографии, начиная с Феофана, а не крестоносцами XI-XII вв.
210
Вновь случай явного дипломатического лицемерия, причем ради убедительности отказа передать "жидкий огонь" варварам император не щадит даже памяти родного отца, Льва VI, который специальной новеллой (N 63) повелел ни при каких условиях не передавать это оружие иноземцам под страхом тягчайшей кары (Noailes Р., Dain А. Les novelles de Leon VI le Sage. Р., 1944. Р. 231-233). Константин VII вновь ссылается на "завет" Константина Великого, а
