Здесь Ягода достал следующий листок из папки. Теперь он читал донос, как пьесу, – по ролям:

– «Товарищ Бухарин: “Это маленький, злобный, рябой человек. Точнее, не человек, а дьявол”…»

Ягода смешно произносил слова Бухарина, стараясь изобразить одновременно свое негодование по их поводу.

– Ты не артист, читай поспокойнее, – сказал Коба.

Но умный Ягода продолжал с прежним «негодованием»:

– «Товарищ Бухарин: “Вот кому мы доверили свою судьбу, судьбу партии, судьбу страны!”

Товарищ Шеболдаев: “Он бесчестный интриган, усиливавший наши разногласия, чтобы сожрать нас по одному… Разделяй и властвуй – как просто. Нельзя было его переизбирать в Генсеки. Надо было верить Ильичу. Он окружил себя покорными каменными жопами вроде Молотова”.

Товарищ Бухарин: “Что делать, для народа он теперь символ партии… Нет, против него уже не пойдешь, хотя все мы знаем наверняка, что он сожрет нас всех”.

Товарищ Шеболдаев: “Если не поспешим”». Что ответил товарищ Бухарин, наша сотрудница не расслышала…

Коба молча расхаживал по кабинету. Ягода продолжил:

– С вокзала товарищ Бухарин поехал в «Метрополь», где порой живет, хотя вы дали ему квартиру в Кремле.

– Думает, там болтать безопаснее, – заметил Коба.

– И в «Метрополь» пришла к нему все та же наша сотрудница. Когда она уходила, пришел товарищ Рыков. Пока она собиралась в комнате, товарищ Бухарин в передней рассказал товарищу о разговоре с товарищем Шеболдаевым. Тогда товарищ Рыков накричал на него: «Ты наверняка все это орал на весь поезд, ты не умеешь иначе. Ты – токующий тетерев, когда говоришь… И мы не знаем, кто такой Шеболдаев…»

– Зато я знаю, – мрачно прервал Коба. – Этого троцкиста давно надо к стенке…

Ягода читал дальше:

– «Товарищ Рыков: “Из-за тебя возьмутся за нас опять! Глупец! Он помешан на подозрительности. Но он – Хозяин, а ты – до седых волос мальчик-бухарчик!”

Товарищ Бухарин: “Вырвалось, накипело!”» Конец разговора наша сотрудница не слышала, ей пришлось уйти…

Я представил, как она вышла в коридор… И как, увидев ее, наверняка побледнел Рыков. Он не знал, что она была в комнате, и оттого спокойно произносил свои речи… Представляю, что он сказал потом Бухарину!

– К сожалению, больше около товарища Бухарина не будет нашей сотрудницы. Он с ней расстался. Объяснил, что влюбился и собрался жениться на малолетке. Ей восемнадцать, она – приемная дочь товарища Ларина, – закончил Ягода.

…Это была дочь калеки Ларина, которого обожал Ленин. Революция рождает необыкновенных людей. Она может заставить двигаться даже парализованных. Так, в дни Французской революции прославился парализованный Кутон, член Комитета общественного спасения. Каждое утро Кутона сносили с лестницы, сажали в специальное кресло, двигавшееся при помощи рычагов. Он сам катил это кресло в толпе, которая шарахалась от беспощадного революционера. Катил в свой Комитет общественного спасения, чтобы там судить, точнее, осуждать на гильотину врагов революции. Правда, потом, как и положено в революцию, гильотинировали его самого. Положили жалкое тело в телегу и повезли на гильотину. И уложили крохотный сгусток бешеной энергии под топор.

Ленинский друг, парализованный Ларин, успевший, к счастью для себя, умереть вовремя (то есть до 1937 года), был одержим такой же небывалой энергией и беспощадностью. Когда-то я боготворил их обоих – Кутона и Ларина. Как все это было давно – будто в другой жизни!..

Тогда же, в той жизни, Коба походил по кабинету и обратился ко мне:

– Знаешь, почему Бухарчик плюет на осторожность? Знает, что я его люблю. И Надя, которую он убил, его любила! И верила, что он меня любит… Давай дальше, Ягодка, кто еще у тебя отличился?

– На вечеринке грузинской делегации, – продолжил Ягода, – Папулия Орджоникидзе назвал вас нехорошо по-грузински. Его брат, товарищ Серго Орджоникидзе, как известно, глуховат, и он переспросил Папулию. В результате тот повторил нехорошее слово вместе с вашим именем. Товарищ Серго Орджоникидзе только усмехнулся, а товарищ Лакоба поддакнул…

– Да, очень неискренние люди. Надо будет и здесь навести порядок, чтобы все поняли хорошую русскую поговорку: «Слово не воробей, вылетит – не поймаешь»… Мы с Фудзи учили в семинарии «В начале было Слово». Вот и надо научить товарищей отвечать за Слово… Ну, дальше?

Ягода молча положил новый листочек перед Кобой. Тот прочел. И повторил:

– Я же говорю – вокруг неискренние люди. А ты, Фудзи, оказывается, побывал в Испании? Ай, ай, почему утаил, брат?

Я с изумлением на него посмотрел.

– Удивляешься? А сам испанские пословицы про товарища Сталина рассказываешь. «Он у меня даже в супе»…

(Боже мой! Ему донесли и это!)

– Впрочем, это еще не все. – Он вернул папку Ягоде. – Читай.

Ягода прочел:

– «Когда члены партии аплодировали Генеральному секретарю, нашему великому Вождю товарищу Сталину, товарищ Фудзи дважды первым переставал аплодировать…»

– Не аплодирует и все тут! – засмеялся Коба. – Товарищ Фудзи и впрямь не искренний друг.

Я хотел ответить, но Коба предупредил мои объяснения:

– Я шучу… Товарищу Сталину не нужны никакие аплодисменты… А вот международному движению нужны. Весь мир должен видеть, как мы едины.

Но он не шутил, и я это знал.

– Теперь самое важное, Иосиф Виссарионович, – сказал Ягода. – Даже не представляю, как назвать эту подлость…

– Говори.

Ягода колебался.

– Русский язык понимаешь? Говори!

– Многие депутаты собираются завтра голосовать против вас.

Вот тут Коба изменился в лице. Он молча, почти с ненавистью посмотрел на Ягоду.

Итак, славословие было только на трибуне… Никакой он не победитель! И это сказано при мне! Я, сверстник, друг детства, услышал о его позоре! Глупец, усердный Ягода не понимал, не чувствовал причины его бешенства. И продолжал:

– Полтораста человек готовятся… против. Но все равно товарищ Сталин пройдет единогласно. – Он мудро улыбнулся. – Побеждает, как известно, не тот, кто голосует, а тот, кто считает…

– Замолчи! – хрипло сказал Коба. Он заходил по кабинету. Потом остановился, замер у окна.

– Теперь самое подлое, – не унимался глупец Ягода. – Мерзавцы говорили с Кировым – просили его занять место Генерального секретаря партии, но он…

Коба молча смотрел на Ягоду, он уже не слушал.

И Ягода торжественно закончил:

– Отказался!

Коба обратился ко мне:

– Спокойной ночи, Фудзи. – Он хотел остаться наедине с Ягодой. Но на прощание велел: – Усы сегодня же сбрей, отрасти бородку подлинней. Не следует быть похожим на товарища Сталина.