Можно только недоумевать, почему Людовик XV решил доверить подобную миссию Сен-Жермену. Но таков уж был его характер: скрытный, подозрительный и слишком слабый, чтобы открыто противостоять собственным министрам. За несколько лет до того, в 1755 году, он уже доверил тайную миссию в России одному из самых экстравагантных персонажей эпохи шевалье д'Эону, которого звали Шарль-Женевьева (!), мужчине, рядившемуся женщиной, и которому удалось в этом маскараде заделаться чтицей императрицы Елизаветы! В сравнении с ним Сен-Жермен даже теряет в оригинальности.

Тем не менее мир с Англией был не таким уж дурным выбором. Договор о союзе с Австрией обходился Франции очень дорого: двенадцать миллионов флоринов гарантии плюс содержание тридцати пяти тысяч солдат без реальных выгод для Франции. А война с Англией, первой морской державой в мире, обошлась бы еще дороже; Шуазель уже начал строительство флота, предназначенного утереть нос англичанам. Однако Людовик XV знал, что в Канаде и в Индии партия будет трудной, если не безнадежной. Впрочем, ход истории подтвердил, что он был прав.

Но король оказался заложником Шуазеля, двора и дворцовых интриг. Стало быть, в Гааге Сен-Жермен пытался спасти короля. Если бы он преуспел в своей миссии, то освободил бы Людовика XV и, быть может, изменил ход истории.

Сознавал ли это сам Сен-Жермен? В одном письме послу России в Лондоне князю Голицыну граф Каудербах, посол Саксонии в Гааге, объявляет:

«Он говорит, что хочет спасти Францию, но иными средствами, нежели Орлеанская Девственница».[59]

Переписка между Йорком, послом Англии в Гааге, и министром иностранных дел Англии лордом Холдернессом свидетельствует, что они отнеслись к Сен-Жермену гораздо серьезнее, чем д'Афри. Король Георг III и его министры поняли замысел Людовика XV. Тем не менее они не могли начать переговоры без официального подтверждения Людовика XV. Их нового союзника, короля Пруссии Фридриха II, сразу встревожил бы англо-французский пакт, высвобождавший французский военный потенциал из конфликта с англичанами, — французские войска могли бы тогда обратиться против него, чтобы защитить Россию и Австрию, у которых он отхватил некоторые территории и хотел отхватить еще больше. Но по уже указанным причинам подтверждение полномочий Сен-Жермену не могло быть предоставлено, и он оказался изгнанным из Гааги… как это ни парадоксально, с английским паспортом!

Неудачей Сен-Жермена была раздосадована и Россия: императрица Елизавета вместе со своим канцлером Бестужевым-Рюминым тоже тайно трудились над заключением англо-французского мира и по тем же причинам — чтобы высвободить французский военный потенциал и обратить его против Фридриха II.

Моя гипотеза состоит в том, что Сен-Жермен тем более охотно взялся за миссию в Гааге, что она в точности соответствовала намерениям российской императрицы. Сен-Жермена давно подозревали в том, что он был политическим агентом, расходятся лишь мнения о стране, на которую он работал.

Однако факты указывают на Россию. Неслыханная честь, которой удостоила его Екатерина II, самое убедительное тому доказательство. Сколь бы эксцентричной ни проявляла себя в некоторых отношениях императрица, дурочкой она не была: ни тогда, ни сейчас генеральский патент не выдают первому встречному. Для этого Сен-Жермен должен был оказать Екатерине II чрезвычайные услуги. Но какие?

Это тема второго тома.

Два пункта несомненны: Сен-Жермен был близок к матери Екатерины, принцессе Анхальт-Цербстской, проживавшей в Париже. И именно с конца царствования императрицы Елизаветы начинается политическая карьера Сен-Жермена.

Это больше чем совпадение.

Что же за человек скрывался под маской?

Три факта, как мне кажется, проясняют мрак, которым окружал себя Сен-Жермен.

Первый — это его псевдонимы. Короли, принцы и вельможи часто прибегали к заимствованным именам, когда путешествовали, желая остаться неузнанными. Но в остальное время они называли себя своим настоящим именем. Другое дело наш герой: и сегодня никто ничего о нем не знает. Ни даты, ни места рождения.

Единственное указание о дате его рождения, которым мы располагаем, предоставлено лондонской «Уикли джорнал оф бритиш газеттер» Рида, от 17 мая 1760 года:

«Автор "Брюссельской газеты" сообщает нам, что человек, представляющийся как граф де Сен-Жермен и недавно прибывший сюда (в Лондон) из Голландии, родился в Италии в 1712 году».

Неизвестно, откуда хроникер «Брюссельской газеты» почерпнул эту информацию. Весьма вероятно, что от самого Сен-Жермена. Но поскольку мы уже знаем, что он был за человек, то вправе предположить его ошибку на год или два.

Отсюда первый вывод: это не тот пятидесятилетний Сен-Жермен, которого родственник Рамо мог видеть в Венеции в 1710 году.

Наш взявшийся из ниоткуда герой всегда выбирает себе имена с аристократическим звучанием и непременно с титулами: князь, граф, шевалье. Это отличительная черта мифоманов, людей обычно невысокого, во всяком случае не благородного по крови происхождения. В этом распознается желание реванша, и думаю, что даже без излишних спекуляций тут можно обнаружить признак мучительного унижения, перенесенного в юности или в детстве.

Самое настойчивое из его притязаний, выдвинутое в конце жизни, в 1777 году, как истинная правда, состояло в том, что он якобы является первым из троих сыновей Ференца II Ракоци, князя Трансильвании, и некоей девицы Текели. Однако Ференц II Ракоци, вождь венгерского восстания против Австрийской империи, был женат не на девице Текели, а на Карлотте-Амелии фон Гессен-Ванфрид, от которой имел двоих, а не троих сыновей: Иозефа, родившегося в 1695 году, и Георга, родившегося в 1697-м, и еще дочь Карлотту, родившуюся в 1698-м. Обоих сыновей австрийцы держали в плену. Иозеф бежал из Вены в 1794 году, отправился в Турцию, где и умер, а Георг остался в хороших отношениях с австрийцами.

Правда, в одном своем письме герцог Гессен-Кассельский упоминает третьего мальчика, доверенного опеке Гастона Медичи, что наверняка и натолкнуло Сен-Жермена на мысль присвоить себе это происхождение. Увы, известно, что этот последний отпрыск умер в возрасте четырех лет.

Стало быть, принадлежность к роду Ракоци — очередная выдумка. Если у Сен-Жермена и было несчастливое детство, то по другим причинам. А если он и в самом деле был аристократического происхождения, то родовая гордость вынудила бы его сознаться в этом рано или поздно. Даже если он был незаконнорожденным, поскольку бастардов признавали и при королевских дворах.

Отсюда гипотеза, общепринятая историками, — как на то указывает среди прочих «Британская энциклопедия», — согласно которой Сен-Жермен был португальским или эльзасским евреем. Я склоняюсь к португальской версии, поскольку один современник[60]отметил, что он говорил по-французски с пьемонтским акцентом, который, конечно, эльзасцам не свойствен, зато неизбежно наводит на мысль о латинском происхождении. Другой современник, голландец, пишет о нем в 1760 году, что он выглядит как знатный испанец.[61]