Она быстро отдернула руку, как будто цветок был ядовитой змеей и мог укусить ее.

«Он приходил в дом, – снова подумала она. – А на кухне была бабушка. Одна». Дрожащая рука потянулась к висевшему на поясе ножу и со свистом выхватила его из кожаных ножен. Оливия молча пошла к двери.

Она больше не беспомощный ребенок и может защитить тех, кого любит.

«Конечно, сейчас его здесь нет. Он давно ушел». Оливия пыталась убедить себя с помощью логики, но все еще ощущала вкус страха.

Она выскользнула в коридор, прижалась спиной к стене, напрягла слух и сжала в ладони горячую рукоять ножа. Она осторожно двигалась от комнаты к комнате, как будто шла по следу оленя. Пристально осматривала каждую, пытаясь заметить малейшее изменение, уловить чужой запах. Возле двери на чердак у нее подогнулись колени.

«А вдруг он прячется там, где заперта память? Вдруг знает, что все драгоценные воспоминания о матери тщательно хранятся за этой дверью?»

Она представила себе, что поднимается по ступеням. Старое дерево предательски поскрипывает под ее ногами. И видит его, стоящего над сундуком с откинутой крышкой. В душном, спертом воздухе распространяется запах матери.

В его руке окровавленные ножницы, с отцовского лица смотрят безумные глаза чудовища.

Когда дрожащие пальцы Оливии коснулись круглой ручки, она почти желала, чтобы так было. Она бы подняла нож и вонзила его в чудовище. Так же, как когда-то оно вонзило концы ножниц в спину ее матери. И прикончила бы его.

Но ее ладонь бессильно лежала на ручке, лоб прижался к филенке. В первый раз она хотела заплакать и не могла.

Услышав на проселке звук автомобильного мотора, она задвинула засов и заставила себя добраться до окна.

Приступ страха, охвативший ее при виде незнакомой машины, сменился облегчением, когда она увидела выбравшегося наружу Ноя. Она схватилась за подоконник и обвела взглядом деревья, отбрасывавшие длинные тени.

«А вдруг он там? А вдруг следит?»

Оливия подумала о бабушке. Нет, нет, она не будет ее пугать. Она справится с собой. Она спрятала нож, но для страховки не стала застегивать ножны.

Затем снова прислонилась к стене и сделала несколько медленных вдохов и выдохов. Услышав на лестнице шаги Ноя, она вернулась в коридор.

– Похоже, она начинает менять гнев на милость. Спросила, люблю ли я свиные отбивные.

– Поздравляю. – Надо же, какой твердый у нее голос. Какой спокойный… Она протянула руку и взяла у него чемоданчик с портативным компьютером. – Комната для гостей здесь. Там есть отдельная ванная.

– Спасибо. – Он вошел следом, осмотрелся и поставил сумки на кровать. – Тут намного симпатичнее, чем в лагерной палатке. Кстати, как ты думаешь, кто здесь?

– Здесь?

Услышав ее срывающийся голос, Ной прищурился.

– Лив, что случилось?

Она покачала головой и опустилась на край кровати. Минутку, только минутку…

– Кто здесь?

– Мои родители. – Присмотревшись внимательнее, Ной сел рядом и взял ее за руку. Та была влажной и холодной.

– Фрэнк? Фрэнк здесь? – Она повернула кисть и сжала его ладонь как в тисках.

– На базе, – медленно сказал Ной. – Они заказали номер заранее. Говори, что случилось.

– Скажу. Фрэнк здесь. – Она уронила голову Ною на плечо. – Я просила его приехать. Когда я была в Лос-Анджелесе, то пришла к нему домой и спросила, не сможет ли он приехать. Значит, он смог.

– Ты много значишь для него. Так было всегда.

– Знаю. Это замкнутый круг. Мы продолжаем бродить по нему и не сможем остановиться, пока все не кончится. Он был в доме, Ной.

– Кто?

Оливия выпрямилась. Хотя ее щеки были по-прежнему бледны, но глаза смотрели спокойно.

– Мой отец. Он был в доме.

– Откуда ты знаешь?

– На моей кровати лежит роза. Белая роза. Он хочет сказать, что вернулся.

Ной не пошевелился, однако его темно-зеленые глаза стали холодными и решительными.

– Побудь здесь.

– Я уже смотрела. – Она вцепилась в его руку. – Осмотрела весь дом. Кроме чердака. Я не смогла туда войти, потому что…

– И правильно сделала, черт побери. Посиди здесь или спустись вниз, к бабушке.

– Нет, ты не понял. Я не смогла подняться, потому что хотела, чтобы он оказался там. Хотела подняться и убить его. Убить своего отца. Господи помилуй, я видела, как вонзаю в него нож. То, как его кровь течет по моим рукам. Я хотела этого. Хотела. Кто я после этого?

– Человек, – бросил он, и это слово прозвучало как пощечина.

– Нет. Я бы стала такой же, как он.

– Оливия, ты поднялась туда?

– Нет. Я заперла дверь снаружи.

– А эту запри изнутри. И жди меня.

– Не уходи.

– Его там нет. – Ной поднялся на ноги. – Но тебе будет легче, если я проверю. Запри дверь, – велел он. – И жди.

Она подчинилась, презирая себя. Спряталась, как пряталась прежде. Когда Ной вернулся, она открыла дверь и посмотрела на него пустыми глазами.

– Никого. Никаких признаков, что туда кто-то заходил. Нужно будет предупредить твоих стариков.

– Бабушка испугается.

– Она должна знать. Попробуй разыскать деда. Позвони на базу. А я позвоню родителям. – Он провел рукой по ее щеке. – Тебе будет легче, если у тебя появится свой коп.

– Да. Ной… – Она сжала кисть его руки. – Когда я увидела, что ты вылезаешь из машины, то поняла, что могу на тебя положиться. И очень захотела этого.

– Лив… Если я скажу, что позабочусь о тебе, ты опять начнешь лезть на стенку?

Она слабо улыбнулась и снова опустилась на кровать.

– Да. Но чуть попозже. Сейчас мне немного не по себе.

– Раз так, рискну. Я позабочусь о тебе. – Он взял ее лицо в ладони и поцеловал. – Верь этому. А теперь звони деду.

Он рисковал. Ради минутного удовлетворения рисковал, как последний дурак. Его могли застать.

И что тогда?

Он не был готов к этому. Еще не был. Сидя в своей комнате, он поднес к губам стакан бурбона. Рука еще слегка дрожала.

Но не от страха. От возбуждения. От ощущения полноты жизни.

Двадцать лет у него не было выбора. Требовалось делать то, чего от него ждали. Соблюдать правила игры. Он не знал и не ожидал, что избавление от них будет таким чудесным.

Это было незабываемо. Вот что такое настоящая свобода.

Она вспомнит, что означает роза. Она не могла этого забыть.

Папа дома.