Мы узнали, что Камиллу нашли мертвой у двери в подвал. Она лежала с перерезанным горлом в куче окровавленных простыней. Да, мужчина на портрете приходил в тот день, но только на первый этаж. Он появился с Табеком из прачечной и заходил к мадам по делу. Он не выглядел как клиент, одет был чисто, но бедно, и вел себя услужливо. Он не смотрел на трех девушек, которые ему встретились, а уставился в пол и что-то бормотал. Молитвы? Нет, что-то на чужом языке. Нет, не по-французски, французский им не чужд – это язык любви… и торговли.

Все это Ирен переводила Квентину и мне для записи в блокнот отрывистым низким голосом, опрашивая девушек на том языке, который больше подходил. Признаюсь, меня впечатлило обращение наставницы со словами и мимикой, когда слов не хватало. Театральный опыт сделал ее замечательным интервьюером, и я невольно задумалась над тем, как Шерлок Холмс выполнил бы ту же самую работу. Уверена, вдвое хуже! Примадонна же добилась впечатляющих результатов даже без помощи своего дьявольского медальона и гипноза. Можете называть меня чересчур современной, но я не перевариваю сеансов черной магии и дома, в Штатах, уже разоблачила одного лжегипнотизера.

Напоследок осталась дверь, первоначально привлекшая интерес Ирен, и зловеще темная лестница в подвал.

Примадонна выпросила у пожилой консьержки свечу. Как видно, благорасположение мадам доходило даже до первого этажа.

– Что ты ожидаешь там найти? – спросил Квентин.

Он на удивление легко уступил Ирен право руководить ходом нашей экспедиции, в отличие от обычных английских мужчин, которым нужно непременно быть первыми во всем. Взять хотя бы Шерлока Холмса…

С другой стороны, Прага была исконной территорией Ирен, как для меня Нью-Йорк, а для Квентина – какие-нибудь трущобы на Востоке. Ему не было смысла биться за право бежать по следу. Тем не менее способность потерпеть и позволить женщине вести свидетельствовала о незаурядной личности.

Полагаю, он также отдавал должное эмоциональному превосходству компаньонки в этой охоте: на карте стояли жизни ее мужа и подруги. Правда, и он имел к ним некое касательство, и мне очень любопытно было бы узнать подлинную историю отношений Квентина Стенхоупа и Пенелопы Хаксли, но все же у него не было явного морального права возглавить поиски…

Итак, Ирен спускалась вниз, шаг за шагом, одной рукой касаясь стены, в другой держа подсвечник. Мы следовали за ней. Деревянные ступени шли вкривь и вкось.

– Что мы ищем? – еще раз спросил Квентин.

– То же, что и прежде, – ответила она. – Спроси у Пинк.

Что он и сделал. Я рассказала про погреб под парижским борделем, про разлитое вино и огарки свечей.

– То есть ты считаешь, что Келли подогрел свою решимость вином, а потом отправился в верхние комнаты и устроил там расправу?

– Не исключено, – кивнула я. – Он пил как лошадь.

– Возможно также, что он уже привык к резне и пьянству в подземельях, – добавила Ирен. – В Париже мы шли как раз по этому следу. И то же самое нашли в туннелях под кладбищем.

– Получается какой-то подпольный культ… Заговор… – В голосе Квентина звучало сомнение. – Вроде масонов, только те вербуют сторонников из высшего общества, а эти – из самых низов.

– Именно! – Ирен обернулась к нам, так что всем пришлось остановиться. – Ты облек в слова мои смутные подозрения! Это тайное общество, секта отбросов человечества. В Лондоне быстро распространился слух, что в трущобах промышляют убийствами самые знатные люди страны, но полицейский список подозреваемых по большей части состоял из беднейших и опустившихся элементов, а подобным несть числа. Желтая пресса любит изображать богачей развращенными мерзавцами, и некоторые из них на самом деле таковы. Но от кого можно скорее ждать зверской резни и примитивных ритуалов со свечами и низкопробным алкоголем? Джеймс Келли, например, сумасшедший. Достоверно известно, что он убил одну женщину. У него черная, пропащая душа, хоть он и не аристократ.

И она поспешила дальше вниз, через последние несколько ступеней и в темноту. Свеча мерцала, освещая замусоренный пол, не особенно отличающийся от того, что мы видели в подземных ходах на кладбище, – крысиный помет, пятна свечного воска… и, в одном из углов, светлая глиняная бутыль, совсем такая же, как в пещере!

Квентин подобрал ее:

– Если бы мы знали, что за содержимое было в этом сосуде, то могли бы понять, где искать Джеймса Келли и Джека-потрошителя.

– Да, все упирается в содержимое… – ответила Ирен с грустным удовлетворением. – Что за джинн был в этой бутылке и к чему он принудил мужчин, когда его оттуда выпустили?

– И женщин, – добавила я. – Те, что были в Париже, добровольно участвовали в надругательстве над собой.

– Прямо как арабские невесты… – мрачно сказал Квентин.

Ирен подняла сосуд, будто бы произнося тост, и объявила:

– Завтра мы отправимся на вокзал и, надеюсь, освободим джинна навсегда.

– Годфри, надо бежать!

– Я согласен, но как?

– Хотя бы через подвал, который ты обнаружил, когда обследовал замок. Ты говорил, что заметил следы контрабандистов и что там может быть тоннель, ведущий наружу.

– Я видел ящики и чувствовал какое-то движения воздуха, – подтвердил адвокат. – Но это могла быть просто какая-нибудь щель, Нелл.

Мы снова сидели за завтраком, по обыкновению состоявшим из цыганского варева с черствым хлебом. Нынче утром Годфри выглядел похудевшим и усталым.

– Еще я заметил следы человеческих ног на земляном полу – отпечатки были глубокие, как будто люди перетаскивали тяжести. Некоторые ящики, очевидно, приходилось носить вшестером, можешь представить себе вес.

– Ты думаешь, там было золото?

– Скорее, серебро, если учесть, в каком мы регионе. Но в том-то и загвоздка. Серебро недостаточно ценно для контрабанды.

– Может, другие товары?

Он молча пожал плечами.

– А зачем вообще Ротшильдам нужна собственность здесь, на краю света?

– Мир меняется, Нелл, и понятие «край света» скоро уйдет в прошлое. Взять хотя бы американский Запад. Теперь уже там практически не найдешь свободных земель. Вот и в Европе лишь немногие регионы остаются настолько труднодоступными, что ими еще можно завладеть, и Трансильвания – один из них. – Как прирожденный юрист, Годфри вошел во вкус собственной речи: – Ты удивлялась, что Потрошитель перебрался в Прагу. У нас нет карты, но представь, что эта точка – Лондон, эта – Париж, а тут Варшава. – Он быстро обозначил воображаемые точки на скатерти. – Здесь у нас Черное море и Россия, там Турция. Видишь? Прага находится строго по центру, можно сказать, пуп Европы. Ротшильды не упускают это из виду.