К удивлению Боба, глаза Сержанта наполнились слезами.

– Я не просил брать меня в этот полет! Я не хотел лететь! Мне не нравился ты, мне нравилась Петра, но ты никогда даже не спрашивал, чего мне хочется!

– Тебе был всего год, – сказал Боб.

– Что это значит для антонина? Тебе даже года не было, когда ты сбежал из лаборатории, где избавлялись от таких же последствий эксперимента, как ты! Мы могли говорить, мы могли думать, у нас были чувства, а ты, даже ничего не спросив, вырвал нас из наших домов, и вы с Петрой объявили, будто вы наши настоящие родители – большой уродливый великан и военный гений-армянка. Я хотел остаться с семьей, которая меня растила, с женщиной, которую я называл мамой, с обычным работящим мужчиной, которого я называл отцом, – но нет, ты и твоя жена решили, что мы должны вам принадлежать. Как рабы. Тут взяли, туда забрали – как собственность. И в итоге я оказался здесь. В космосе, летя почти со скоростью света, пока остальное человечество движется во времени в восемьдесят пять раз быстрее нас. Каждый год нашей жизни – целая жизнь для остальных. И ты говоришь мне о моих преступлениях? Я скажу тебе, почему я хочу твоей смерти. Ты украл меня у моей настоящей семьи! Ты дал мне свой чертов ключ Антона, а потом отобрал у меня всех, кто обо мне заботился, и запер меня здесь вместе с неповоротливым великаном и парой слабаков, которым даже не хватает ума понять, что они рабы!

Боб не знал, что ответить. За пять лет полета ему ни разу не приходило в голову, что дети могут помнить матерей, которые родили их после того, как их похитили еще в виде эмбрионов и рассеяли по всему миру, подсадив в матки женщин, у которых не было никаких причин подозревать, что они вынашивают потомство великих генералов Джулиана Дельфики и Петры Арканян.

– Черт побери, – наконец сказал он. – Почему ты раньше молчал?

– Потому что до сих пор не знал, что именно это его больше всего бесит, – ответил Эндер.

– Я все с самого начала знал! – попытался крикнуть Сержант, но поврежденное горло подвело, и получился лишь хрип.

– Вряд ли голос к тебе вернется раньше чем через месяц, – спокойно заметила Карлотта.

– Все родные семьи были глупые, – сказал Эндер, – кроме моей. Остальные нас страшно боялись. И твои точно так же. Они боялись даже до тебя дотронуться, считали тебя чудовищем – ты сам говорил.

– А эта семья что, лучше? – яростно прошептал Сержант. – Отец – говорящая гора в грузовом отсеке, а мать – голограмма, которая все время твердит одно и то же, одно и то же.

– По-другому она не может, – объяснила Карлотта. – Она умерла.

– Другие ее знали, жили с ней, она каждый день с ними разговаривала, – продолжал Сержант. – А у нас только Великан.

Боб лег на спину, глядя в потолок, а потом закрыл глаза, поскольку потолка все равно не видел из-за слез.

– Это было страшное решение, – тихо проговорил он. – Что бы мы ни делали – все оказывалось не так. Вам мы ничего не говорили, потому что вам не хватало жизненного опыта для разумного выбора. Вы трое были обречены умереть в возрасте около двадцати лет. Мы думали, что нам удастся быстро найти лекарство – лет за десять-двадцать – и вы сможете вернуться на Землю еще достаточно молодыми, чтобы впереди у вас оставалась вся жизнь.

– Генетическая проблема оказалась слишком сложной, – сказал Эндер.

– Если бы мы остались на Земле, вы бы давно уже умерли. До каких лет дожили ваши нормальные братья и сестры – до ста десяти?

– Двое, – ответил Эндер. – Все прожили по крайней мере по сто лет.

– А вы трое остались бы печальным воспоминанием о детях, которые прожили лишь одну пятую жизни из-за трагического генетического дефекта.

– Одна пятая жизни лучше, чем это, – прошептал Сержант.

– Нет, – возразил Боб. – Я уже прожил одну пятую жизни, и этого недостаточно.

– Ты изменил мир, – сказал Эндер. – Ты дважды его спас.

– Но мне никогда не дожить до дня, когда вы поженитесь и у вас будут дети.

– Не беспокойся. Если вы с Эндером не найдете лекарство, у меня никогда не будет детей, – заверила Карлотта. – Я не стану никому передавать эту дрянь.

– О том и речь. Когда мы с Петрой зачали вас, считали, что есть ученый, который сможет все решить. Именно он в первую очередь повернул во мне ключ Антона. Именно он убил всех моих собратьев по эксперименту. Мы вовсе не собирались с вами так поступать. Но что случилось – то случилось, и больше нам ничего не оставалось – только найти любую возможность дать вам настоящую жизнь.

– Твоя жизнь настоящая, – сказал Эндер. – Меня бы такая жизнь вполне устроила.

– Я живу в ящике, который никогда не смогу покинуть, – парировал Боб, сжимая кулаки. Он никогда не думал, что придется сказать им нечто подобное. Жалость к себе невыносимо унижала, но им следовало понять, что он был прав, сделав все возможное, чтобы они не оказались обманутыми, как он сам. – Если вы проведете первые пять или десять лет жизни в космосе – что с того? По крайней мере, впереди у вас будут еще девяносто лет, и дети, которые проживут свой век, и внуки. Я никогда этого не увижу – зато увидите вы.

– Нет, не увидим, – прошептал Сержант. – Лекарства нет. Мы – новый вид с продолжительностью жизни примерно в двадцать два года при условии, что проведем последние пять лет при силе тяжести в десять процентов от земной.

– Тогда почему ты хочешь меня убить? – спросил Боб. – Разве моя жизнь для тебя не достаточно коротка?

Вместо ответа Сержант прильнул к рукаву Боба и заплакал. Эндер и Карлотта смотрели на них, взявшись за руки. Боб не знал, что они чувствуют. Он даже не знал, из-за чего плачет Сержант. Он никого из них не понимал, не понимал никогда. Он не был Эндером Виггином.

Боб иногда следил за перемещениями Эндера Виггина, сверяясь посредством ансибля с компьютерными сетями, и, насколько он мог понять, у того тоже не было особой жизни. Холостой и бездетный, он летал от планеты к планете, нигде надолго не задерживаясь, а затем вновь возвращался к околосветовой скорости, оставаясь молодым, пока все человечество старело.

«Совсем как я, – подумал Боб. – Эндер Виггин и я сделали один и тот же выбор – остаться в стороне от человечества».

Боб не мог даже предположить, почему Эндер Виггин прячется от жизни. У Боба был пусть короткий, но прекрасный брак с Петрой. У Боба были несчастные, но вместе с тем чудесные и невероятные дети. А у Эндера Виггина не было ничего.

«Жизнь хороша, – думал Боб, – и я не хочу, чтобы она закончилась. Я боюсь того, что случится с этими ребятишками, когда меня не станет. Я не могу их сейчас оставить – и у меня нет выбора. Я люблю их больше всего на свете – и не могу их спасти. Они несчастны – и я ничем не могу им помочь. Вот почему я плачу».

Карлотта занималась калибровкой гравитационного поля в кормовой части корабля, когда Эндер появился в отсеке жизнеобеспечения, находившемся прямо над ней – или перед ней, в зависимости от того, как воспринимать положение в пространстве.