Впрочем, известность, а тем более слава никогда не остаются безнаказанными. Эдгар По имел возможность в полной мере убедиться в правоте этой вечной истины.

написал в свое время русский поэт Дмитрий Кедрин, подмечая в общем-то характерную для творческого человека — амбициозного, ранимого, вечно сомневающегося в себе — черту. В силу склада характера и темперамента Эдгар По не был склонен к пересудам вполголоса, предпочитая говорить открыто, а еще лучше — на страницах газет и журналов. Но, увы, не был совершенно свободен от этого греха творческой индивидуальности. Правда, к чести нашего героя необходимо отметить: он никогда не обсуждал житейские обстоятельства того или иного человека, «не переходил на личности» — это его совершенно не интересовало, да и не пристало «виргинскому джентльмену». Он обсуждал творческие аспекты, но был совершенно негибок, порой несправедлив — мог обидеть и даже оскорбить. Таких «жертв» за годы его литературно-критической деятельности накопилось немало. Но, полагая себя если не гением, то чем-то около, существуя — главным образом — среди дилетантов и литературных «пигмеев», он был уверен в своем праве вольно раздавать эстетические щелчки и подзатыльники и потому коллег по цеху в основном не жаловал.

Читатель помнит, что в мае 1842 года Эдгара По на посту редактора «Журнала Грэма» заменил Руфус Грисуолд, «джентльмен, известный утонченным вкусом и наделенный талантами», как сообщалось в редакционном объявлении.

Что касается «вкуса», вероятно, на взгляд мистера Грэма, так все и обстояло: в 1842 году, незадолго до назначения на должность, он выпустил антологию «Поэзия и поэты Америки», и книга эта имела большой успех — ее читали и широко обсуждали. Издание, безусловно, было хорошо знакомо Э. По. И, конечно, по поводу «утонченного» вкуса ее составителя он не мог согласиться с Грэмом: поскольку себя полагал поэтом Америки номер один, а Грисуолд опубликовал только три его стихотворения. При этом миссис Сигурни была представлена семнадцатью стихотворениями, а Чарлз Ф. Хоффман, излюбленная мишень острот и, по мнению По-критика и поэта, совершенно бесталанная серость, аж сорока семью! [277]Больше, чем у По, было стихов в антологии и у Ф. Г. Хэллека, и у Р. У. Эмерсона, Дж. Г. Уиттьера, Дж. Р. Лоуэлла, не говоря о «плагиаторе» Г. Лонгфелло! Но в том-то и дело: Грисуолд был давно дружен с Хоффманом, а как обидишь давнего друга? По поводу «талантов» самого преподобного известно, что он писал стихи, но, думается, даже сам сознавал их ущербность. А вот что касается «джентльменства» Грисуолда, тут уж явное преувеличение. Джентльменом он никогда не был. И доказал это многократно: не только бессовестно оболгав Эдгара По посмертно, но и интригами при жизни поэта. Впрочем, интриговал не только Грисуолд, но и По. Увы, но и последнего нельзя назвать «рыцарем в белых одеждах».

Эдгар По познакомился с Грисуолдом, скорее всего, уже в конце 1840 года, когда тот перебрался из Нью-Йорка в Филадельфию и стал одним из редакторов влиятельной газеты «Дейли стэндард», в которой отвечал за литературную составляющую. Довольно скоро он приобрел репутацию критика нелицеприятного и даже жестокого. Занятая им принципиально-жесткая позиция импонировала По, и, насколько можно судить по сохранившимся письмам, они быстро стали близкими приятелями. Со стороны По, человека в общем-то довольно открытого, отношение к коллеге, видимо, было вполне искренним. Едва ли это можно сказать о Грисуолде. Похоже на то, что по отношению к своему другу он с самого начала испытывал «комплекс Сальери» и, может быть неявно, но соперничал с ним. Вероятно, не столько в области поэзии (скрепя сердце он, конечно, сознавал превосходство Э. По), сколько в сфере литературной критики, в которой даже попытался превзойти соперника жесткостью оценок.

Он стремился стать непререкаемым авторитетом — вершителем репутаций, своеобразной «истиной в последней инстанции». Это страстное желание и подсказало ему способ достижения цели — составление антологий. «Поэты и поэзия Америки» стала первой из них. Позднее к ней добавились несколько выпусков «Биографического ежегодника», «Жемчужины американской женской поэзии», «Прозаики Америки» и «Поэтессы Америки». Как бы скептически ни оценивали иные американские литераторы (и Э. По в их числе) деятельность Грисуолда-антологиста, но она если и не превратила его в «истину в последней инстанции», то сделала одной из самых значительных фигур национальной литературной критики 1840–1850-х годов.

Объясняя влияние Грисуолда на современную ему американскую словесность, Ю. Ковалев совершенно справедливо отмечал:

«История литературы содержит немало парадоксов. Один из них — огромное влияние, которое приобрел в литературных кругах в 1840-е годы Руфус Гризволд, человек, лишенный вкуса, таланта, творческого темперамента. Дело, по-видимому, в том, что сборники Гризволда были первыми американскими антологиями, а сам он оказался в положении владыки, выдающего „пропуск“ в национальную литературу и, в некотором роде, лицензию на бессмертие. Большие и малые прозаики и поэты искали его расположения и старались всячески ему услужить. К его мнению прислушивались издатели, редакторы и критики. Одобрение или неодобрение „самого Гризволда“ означало многое в литературном мире»[278].

Зерна неприязни к Грисуолду в душе По проросли, скорее всего, когда по воле Грэма тот очутился в его редакторском кресле. Тем более что владелец журнала положил преемнику оклад гораздо больший. Поэтому и не смог сдержать раздражения в уже упоминавшемся письме Томасу.

Но все же в раздражении По в отношении коллеги больше было эстетического, литературного, нежели личного, человеческого. Первым прежде всего и следует объяснять появление серии публикаций под названием «Поэты и поэзия Филадельфии» в «Сэтеди мьюзеум». В июне в «Журнале Грэма» и в ноябре 1842 года в одном из бостонских журналов[279] Э. По весьма благосклонно отозвался о детище Грисуолда, но уже в январе следующего года опубликовал первый выпуск своих «Поэтов и поэзии». Скрытая полемика приобрела более явные очертания, когда вышел второй выпуск. Его Э. По «посвятил» себе, включив не только лестный очерк, сочиненный Г. Хёстом, но целых шестнадцать (!) своих стихотворений.

С этого все и началось: в личном общении, в переписке, в газетных и журнальных публикациях они хвалили и восхищались друг другом, а за глаза, в узком кругу, высказывались об оппоненте пренебрежительно.