Вагд, осознавший меру опасности своего состояния, сделал слабый жест рукой, означавший согласие, и устало отвернул лицо к спинке дивана.

Пока доктор вел переговоры с какими-то медицинскими службами о срочной госпитализации больного, Вагд, с трудом собирая пытавшиеся произвольно разбегаться мысли, раз за разом пробовал сообразить: не оставит ли он в квартире, после того как его увезет карета скорой помощи, каких-либо улик, способных указать на причастность жильца к подпольной организации и дать в руки вероятных преследователей какие-нибудь опасные нити, ведущие в террористическую сеть.

«Так, письмо… Письмо… — вертелось у него в мозгу — Шифровка… Что я сделал с шифровкой… Я ее сжег? Да, я ее сжег… Сразу после расшифровки и прочтения… И конверт… Сжег. Что еще? Ключ шифра… Ключ шифра у меня там… в книге… Хрен-то кто поймет, что это там за пометки! А если и поймет… все равно… мертвому припарка — шифровки-то нет… Других опасных записей нет… Не держу я их! Все в голове… Бредить бы не начать, однако… Пистолет… Ах, пистолет! В тайнике… Более или менее надежный тайничок. Если конечно не с металлоискателем… А что, у меня есть основания думать, что будут искать с металлоискателем? Откуда это у меня? Ах, да… Шифровка из штаба… Нехорошие новости… «Драконы» ячейки давят одну за другой… Потери растут. Потери… Хрен бы с ними! Активность падает… Давление ослабляется… Только мы еще по-настоящему шевелимся. Просят активизироваться, а тут — такое… Эх, не вовремя! А если я «коня двину»? Кто тут за меня? Тиоракис? Лучше бы, конечно, баскенца… Но, по-настоящему толкового баскенца на это место сейчас нет… Гамед? Гамед — конечно… Но, Гамеда штаб в это дело не пустит. Гамед — вербовщик… Гамед вращается в сферах… Гамед — политическая разведка… Гамед образ нам создает… Ну, тогда Тиоракис. Толковый парень… Реально умный. И злой. Хрен его знает, почему он злой… Но — злой. И проверенный. Крюк — тоже злой. Может быть, даже злее… Но — дуб. Про Увендру, вообще, говорить нечего… В общем-то, со штабом и так оговорено, что, в случае чего — Тиоракис…»

Доктор сообщил, что машина из госпиталя Северного дистрикта прибудет минуть через пятнадцать-двадцать, и что он (доктор) дождется приезда медицинской бригады, чтобы передать пациента с рук на руки. Кроме того, добросовестный медик тут же извлек из своего несессера шприцы, какие-то ампулы и сделал Вагду два укола, пояснив: «Нужно поддержать сердце и сбить температуру».

Вагд попросил доктора о любезности, и тот подтянул на диван к больному телефон на длинном шнуре. Почувствовавший после введенного ему лекарства некоторое облегчение Вагд вытащил из своей памяти номер связного телефона и застучал кнопочным набором.

Когда на другом конце провода отозвались, он попросил передать «маме», что заболел и что найти его можно будет в таком-то госпитале, после чего с чувством выполненного долга откинулся на подушку. Головная боль вроде бы на время отпустила, и Вагд был готов даже задремать, но тут раздался звонок в дверь. Доктор пошел открывать. Это прибыла медицинская карета.

* * *

Примерно в полутора километрах от квартиры, где старательный доктор беспокоился о спасении Вагда, в одном малоприметном здании без вывески шла обычная монотонная, рутинная, можно сказать, работа. Было там несколько довольно обширных помещений, густо заставленных стеллажами с разного рода электронной аппаратурой, от которой за стены и перекрытия невзрачного дома тянулись многожильные кабельные пуповины. Некоторые из этих пуповин высасывали информацию прямо из скрытой в теле города паутины проводных каналов связи, другие — присоединенные к ловушками антенн, установленных на крыше, впитывали информацию из вовсе неосязаемого эфира…

У одного из рабочих столов, стандартно притиснутых к стеллажам с приборами, за спиною оператора, равнодушно следившего за комбинацией индикаторов и равномерным вращением бобин стационарного магнитофона, стоял некий господин среднего возраста, вполне ординарного вида, одетый в не менее ординарное штатское платье. Левой рукой он придерживался за спинку операторского стула, а правой — прижимал к уху один из наушников. Услышав, наконец, то, что было ему особенно нужно и важно, он вернул пружинную дугу с динамиками сидевшему за столом сотруднику, а сам отправился в свой кабинет. Там ординарный господин снял трубку служебного телефона и набрал необходимый номер. На том конце провода ему ответил другой (но также совершенно штатского вида) господин, находившийся на своем рабочем месте в одном из кабинетов другого здания несколько более яркой архитектуры (но тоже без вывески).

— Здесь колонель Книст. Слушаю.

— Господин колонель! Объекта повезли в госпиталь Северного дистрикта.

— Это уже окончательно?

— Полагаю да. Врач, прибывший с медкаретой, звонил с телефона объекта в приемное отделение и просил, чтобы к их приезду был рентгенолог.

— Отлично. Благодарю за службу, — удовлетворенно произнес в трубку колонель Книст и дал отбой.

Главное было сделано. Теперь можно спокойно и не вызывая ни у кого особенных подозрений добить террориста, задействовав секретного сотрудника в госпитале. С медицинской точки зрения все должно выглядеть безупречно. Сейчас Вагду столько уколов и вливаний назначат — только держись. Ах, какая замечательная, какая своевременная, какая опасная эпидемия!

* * *

Через четыре дня Гамед вызвал Тиоракиса на конспиративную встречу, благо организовать ее, не вызвав ни у кого особенных вопросов, двум студентам старшего курса одного и того же университета было проще простого: условный знак о случайной встрече в условленном месте в условленное время — и все.

Тиоракис с большой долей вероятности предполагал, можно сказать, знал, о чем пойдет речь. И не ошибся.

Они нашли друг-друга в кофе-баре университетской библиотеки. Очень естественное дело, — оба начали готовить материалы для магистерских диссертаций. Гамед выглядел подавленным.

Тиоракис играл безмятежное неведение.

— Позавчера в больнице умер Вагд, — почти обыденно сообщил Гамед.

«Ну-ка! Какие у меня там заготовки на этот случай? — понеслось в мозгу у Тиоракиса. — Так, так, так: я в предлагаемых обстоятельствах… Никакой экзальтации, никаких «ахов» и «охов». Вот я внутренне напрягся… Вот я немножко бессмысленно (нервно?), но тихонько постучал средним пальцем по поверхности низкого столика, стоящего между моим креслом и креслом Гамеда… Вот я поджал нижнюю губу и начал слегка защемлять между зубами и покусывать образовавшуюся на ней складку эпителия… Теперь отвожу взгляд влево, в сторону… Это, дескать, перевариваю новость… Так. Переварил. Теперь возвращаю взгляд на лицо Гамеда, как бы за подтверждением переваренного: действительно ли? Правильно ли понял? Получил молчаливый ответ: понял правильно. Отлично! Так… Убедился в реальности тяжелого известия… И теперь… вдох! Не скорбный, не отчаянный, а эдак, короткий с плотно сомкнутыми губами, через нос. Сосредотачивающий такой вдох: подводящий черту под отринутым и подчеркивающий твердое решение идти вперед… Каково?»

Отыграв весь этот этюд в течение десяти примерно секунд, расчетливо помрачневший Тиоракис спросил у Гамеда: