В прежние периоды истории психиатрии, когда безумие признавалось неизлечимым недугом, по мнению Саса, признанные душевнобольными люди в какой-то мере были защищены от психиатрического рабства. Признание излечимости психических заболеваний дало психиатрам право осуществлять свою власть во благо пациента, и появилось новое оправдание рабства. Более того, Сас обращает особое внимание на смысл истории при рассмотрении рабовладения и психиатрического рабства. Он отмечает, что в те времена, когда рабовладение было узаконено, никто не интересовался историей рабовладения и ее уроками. Они стали полезны лишь при его преодолении. Точно так же в настоящий момент, на его взгляд, следует обратиться к урокам истории психиатрии, истории психиатрического рабства, и посредством их переосмысления его преодолеть. Собственно, этому Сас и посвящает все свои работы.

Феномен детства и несовершеннолетия – это еще один феномен, с которым Сас сравнивает психическое заболевание. В работе «Бессердечное милосердие» он говорит о том, что статус психически больного в истории и в современную эпоху походит на статус беспомощных детей, нуждающихся в опеке. И психически больной, и ребенок обладают одной и той же характеристикой, а именно – зависимостью. Чтобы объяснить это сходство, он обращается к истории. История медицины началась с больных людей и облегчения их страдания, история психиатрии начинается благодаря родственникам людей, поведение которых причиняет неудобства семье. Изначально психиатрия занимается теми людьми, которые совсем не хотели быть пациентами, но вызывали негодование своих родственников[525]. Практика психиатрии поэтому основана на делегировании заботы от родственников психиатрам.

Только в психиатрии, подчеркивает Сас, с самого начала ее развития все пациенты являются недобровольными, что как раз и свидетельствует о ее изначальном социальном, а не медицинском статусе. Если бы психиатрия являлась чисто медицинской специальностью, то исходной точкой соприкосновения ее с человеком были бы жалобы на боль или нарушения здоровья, т. е. отношения человека и психиатрии, как в других отраслях медицины, носили бы добровольный характер, но все происходит совсем не так. В интервью Рэндаллу Виатту Сас разъясняет свою позицию: «У дерматологов, офтальмологов, гинекологов нет пациентов, не желающих быть их пациентами. Но пациенты психи атров парадигматически недобровольны. Первоначально все психически больные были недобровольно госпитализированными пациентами государственной больницы. Это понятие, этот феномен все еще формирует ядро психиатрии»[526].

Здесь, на взгляд Саса, проступает отличие опекунства над детьми и опекунства над психически больными. Маленький ребенок не может сопротивляться власти родителей и их представителей, поскольку у него нет ни физической силы, ни прав. Такую полную власть взрослые могут иметь только по отношению к ребенку. Поэтому, чтобы осуществлять над психически больным опеку, как над ребенком, сначала необходимо лишить его прав и свобод, что благополучно и делает психиатрия. Таким образом, по Сасу, психическое заболевание сродни насильственной инфантилизации.

Включаясь в устойчивую систему опекунства, психическое заболевание как инфантилизация оказалось частью экономической системы передачи и сохранения имущественных благ. Психически больной при этом считался своеобразной тупиковой ветвью капиталистической системы: он ничего не производил и не приращивал капитал, он был иждивенцем. Практика недобровольной госпитализации стала развиваться как капиталистическое предприятие[527]. Объявление человека психически больным стало одним из самых надежных механизмов исключения его из пространства правовой и, следовательно, финансовой полноценности и дееспособности.

Насильственная инфантилизация психически больных происходила на основании любимого Сасом принципа подобия: безумец рассматривался сродни непослушному ребенку, у него нарушен режим сна и бодрствования, он пренебрегает своим имуществом и способен в приступах ярости даже напасть на своих родственников. Такое поведение закономерно вызывало желание защитить родственников и самого безумца-ребенка от его собственных поступков. Считалось, что психически больной не обладает достаточными средствами внутреннего контроля своего поведения, следовательно, для его собственной и общественной безопасности необходимы внешние ограничители. Это оправдывало практику лишения свободы и сформировало здание медицинской практики.

Наравне с экономическим в этой, только что зародившейся, практике был акцентирован и еще один, семейный, аспект. Помещение некоторых людей в психиатрические лечебницы было новым методом совладать со старыми семейными и социальными проблемами[528]. Больной здесь, если использовать метафоры самого Саса, – «козел отпущения», благодаря изгнанию которого семья восстанавливала экономическое и социальное равновесие. Если провести аналогии, то такая же метафора психического заболевания как способа решения семейных проблем встречается и внутри самой антипсихиатрии, в частности у Лэйнга и Купера.

Надо признать, что сравнительный исторический анализ – это конек Саса. Психиатрия и религия, психиатрия и рабство – хорошие, интересные сопоставления. В своих многочисленных исследованиях Сас показывает конвенциональную сеть истории. Обращаясь к ее фактам, примерам и прецедентам, он вскрывает за сетью объективных событий тонкие линии конвенции. Именно поэтому практически во всех его книгах наиболее значимыми и наиболее обширными оказываются исторические разделы, поскольку только в исследовании конкретных субъектов можно увидеть связующие их нити. Этот примечательный метод отчасти показывает строгость и четкость его критики, а также то, что эта критика прокладывает дорогу к специфической исследовательской стратегии. Ее она лишь намечает, дальше, к сожалению, не продвигаясь.

Критическая позиция по отношению к психиатрии связана у Саса с теорией общества и его идеологией, которые он хотя и не разрабатывает настолько подробно, как в британской или итальянской антипсихиатрии, но всегда предполагает стоящими за своими критическими выкладками. Эта социальная теория, в общем-то, типична для антипсихиатрии и основана на социальной онтологии группы и общества.

Сас поддерживает теорию группового функционирования, подобную той, что развивали Лэйнг и Купер. Он пишет: «Каждая группа (а группа может включать целые общества) организуется и удерживается вместе определенными идеями, играми и практиками, в которых нельзя сомневаться, которым нельзя бросать вызов, иначе это повлечет за собой распад группы или по меньшей мере опасность такого распада. Вот почему независимое мышление часто подрывает групповую солидарность, а солидарность группы часто налагает запрет на независимую мысль»[529].