– Говори, если хочешь, святой отец, я не страшусь правды, – ответил Глостер.

– И я не стану уклоняться от истины, лорд-протектор! Даже перед твоим лицом. Ты слышал слова царя Соломона. Брак твоего брата не был истинным, он сам осквернил его собственной рукой и бесчестными делами. Верно ли, что он обещал другой девушке жениться на ней? Ради простого удовольствия, любимого менестрелями и придворными пажами? Задолго до его брака с Элизабет Вудвилл?

Полный смятения ропот пробежал над толпой, и Ричард ответил, покрывая его:

– Мне горько прилюдно признаваться в этом, отче, но это так.

– Тогда все дети его – бастарды, дети ошибки молодости, лорд-протектор. Они рождены вне брака. Однако у бедного Кларенса есть сын, кажется, так?

Ричард ощутил прилив раздражения – этого вопроса он не планировал.

– Отец его был объявлен вне закона, отче. Его наследники не имеют прав на престол. – По толпе вновь пробежал ропот, и Глостер бросил косой взгляд на белые и загорелые шеи стоявших перед ним мастеровых людей.

– Кто же тогда оказывается следующим наследником, лорд-протектор? – продолжил вопросы священник. – Если бастарды не имеют корня, если дети лишенного права наследования не имеют корня, кто еще имеет право укорениться на престоле?

– Я имею, святой отец, – проговорил Ричард. – Я имею это право. Ради памяти моего брата и для того, чтобы почтить ее, я стану королем.

Толпа одобрительно зашумела, и возбуждение ее, начиная от тех, кому уже было заплачено, быстро распространилось на всех остальных. Вскоре Глостер уже купался во всенародном одобрении. Он уже раздумывал над тем, способен ли сей глас распространиться до самого парламента. Скорее всего, нет, но парламентарии непременно услышат об этом событии, которое будут передавать шепотком и прикрывая ладонью рот, однако с силой прорастающей сквозь камень травы. Они смирятся с тем, что не могут остановить, пусть и потому лишь, что Англия по горло сыта войной. Быть может, лучше всего сказал об этом Бекингем. Страну раздирало на части с тех пор, как Генрих, победитель при Азенкуре, скончался чересчур рано, оставив престол малому ребенку. Города и лорды не позволят возвести на трон еще одного ребенка, тем более что есть муж, достойный того, чтобы ему передали престол. Ричард Глостер принадлежал к династии Йорков, и имя это было известно всем. А кроме того, он уже доказал, что сумеет собственноручно забрать корону из рук любых претендентов, если те посмеют преградить ему путь. В этом году другого выбора не будет. Вся страна предпочтет короновать лорда-протектора, а не какого-то мальчишку.

* * *

– Моя мать говорит, что их стало меньше, – сообщил Генри Тюдор своему дяде. Джаспер что-то согласно буркнул в ответ, откинувшись на спинку кресла – он сидел, скрестив ноги и наслаждаясь парижским солнцем. Сады при луврском дворце в том году цвели особенно пышным цветом: целые клумбы желтых и фиолетовых ирисов и лилий наполняли воздух благоуханием, от которого воистину кружилась голова.

Джаспер никогда особенно не стремился выслушивать письма, которые получал его племянник. Однако он сам открыл русло этого потока, много лет назад организовав в Лондоне короткую встречу Генри с его матерью, Маргарет Бофорт. И начиная с этого самого дня крохотная женщина писала своему сыну почти непрерывно, сообщая обо всем, что происходило дома. Положение вполне позволяло ей здраво судить о делах в Англии, полагал старший из Тюдоров. Ее новый муж возвысился, сделавшись доверенным лицом Ричарда Глостера. Возможно, подобная перемена статуса служила причиной того интереса, который проявлял к ним теперь король Людовик. В прежние годы их не столь уж часто приглашали в столицу на пиры и дарили новую одежду. Мысль эта заставила Джаспера почесаться… Оставалось только надеяться, что с течением лет ткань перестанет так сильно раздражать кожу. На пособие, которое теперь пожаловал им Луи, можно был протянуть даже дюжину лет, но без особой роскоши.

Действительно, французский король больше не выплачивал Англии по семьдесят тысяч золотых ежегодно – с того самого мгновения, как к нему пришла весть о внезапной кончине короля Эдуарда. На радостях Людовик закатил пышный пир в честь победы над заклятым врагом… Существенная часть этого платежа ушла на оплату многих перемен блюд и изысканных вин, за три дня пьянства превративших старого мота в умирающую от обжорства развалину. В свои шестьдесят лет король Луи из паука пожилого превратился в паука старого, скорее седого, чем черного. Тем не менее радость его была заразительной. Жаль было только, что за несколько месяцев до этого радостного события Маргарита Анжуйская в тихом сне отошла к Господу в одном из своих фамильных поместий, так и не пережив короля Эдуарда. Ей было отказано даже в такой небольшой радости.

* * *

Из замкнутого мальчишки, которого Джаспер выкрал из пембрукского замка, Генри Тюдор превратился в высокого и угрюмого мужчину. Основную часть вечеров они проводили вместе, обедали и фехтовали во дворе небольшой подаренной им фермы, располагавшейся возле города Ренна, западнее шумного и энергичного Парижа. За прошедшие годы дядя и племянник достаточно подружились и жили мирно, почти как отец и сын. Ни тот ни другой не пытались завести семью или даже близких друзей. В своих личных запросах Джаспер ограничивался служанками и горничными, если они отвечали на его интерес, и он даже представления не имел, интересуется ли его молодой родственник порочными развлечениями подобного рода.

Летними вечерами Генри подолгу сидел на холме под сухим дубом и смотрел куда-то на северо-запад. Других проявлений неуспокоенности в нем Джаспер не замечал и потому считал, что племянник примирился с простой жизнью. Тем не менее младший Тюдор жадно читал латинские и английские книги, изучал право и обменивался фолиантами с местным аббатом, которому их присылали из Парижа. Молодой человек практически не тратил свое денежное пособие и часто давал небольшие займы своему дяде, не замечая того, что о возврате ссуды речи не заходило.

Хотя морозец возраста уже прикоснулся к Джасперу, он по-прежнему оставался сухим и подтянутым и даже чаще всего энергичным – во всяком случае, он уверял себя в этом. Тем не менее возможность снова оказаться в Париже и подремать на солнышке казалась ему чересчур привлекательной – при всех синяках и неудобствах, которые сулила ему дорога.

Зимой Джасперу все еще иногда снился Пембрук… В своих снах он бродил по залам замка и поднимался на его стены. Лето стало для него более радостным временем – в жару ему как-то лучше спалось.

Приоткрыв один глаз, старший Тюдор проводил взглядом Генри, расхаживавшего по коридору, за раскрытыми окнами которого простирались великолепные сады. Тихий ветерок приносил цветочные ароматы, и если б Джаспера попросили в данный момент сказать, каким представляется ему рай, он кратко описал бы окружавший его уголок, дополнив описание кувшином английского эля, ожидающим его внимания на столике возле локтя. Рассказывали, что длинная и узкая палата, в которой они находились, как раз и была возведена ради хождения по ней. Какой-то из предыдущих королей обнаружил, что подобное действие помогает ему мыслить. Похоже, Генри разделял его мнение.