того, чтобы поклониться Будде и попросить у него священные книги. Сейчас поздно, вот мы и решили обратиться к вам с просьбой приютить нас на ночлег.

– Пожалуйста, сделайте милость, заходите, – снова пригласил их монах.

Тогда Сюань-цзан велел Сунь У-куну ввести коня. Между тем монах только сейчас как следует разглядел Сунь У-куна и был настолько поражен его видом, что с опаской спросил:

– Скажите, пожалуйста, что это за существо такое?

– Говорите потише, – предупредил Сюань-цзан. – Этот парень очень горяч. И, если ему покажется, что вы сказали что-нибудь не так, он тут же подымет скандал. Это – мой ученик.

У монаха от этих слов даже мороз пошел по коже, и он, покусывая пальцы, сказал:

– Как же вы решились взять такое чудовище к себе в ученики?

– Ну, вы его не знаете, – отвечал Сюань-цзан. – Вид у него действительно безобразный, но он приносит мне большую пользу.

Все втроем они вошли во двор, где помещался центральный храм с надписью, сделанной крупными иероглифами: «Храм созерцания бодисатвы Гуаньинь». Увидев это, Сюань-цзан очень обрадовался:

– Бодисатва много раз оказывала мне милости, но до сих пор я не имел возможности поклониться ей в знак благодарности. И вот сейчас мне представляется счастливый случай. Вознести благодарность в этом храме все равно, что совершить моление перед самой бодисатвой.

Тут монах подозвал послушника, велел ему открыть двери храма и пригласил Сюань-цзана войти и совершить поклонение. Сунь У-кун, положив вещи на землю и привязав коня, тоже вошел в храм.

Подойдя к золотой статуе бодисатвы, Сюань-цзан благоговейно распростерся перед ней. В этот момент монах начал бить в барабан, а Сунь У-кун стал звонить в колокол. Сюань-цзан, распростершись перед алтарем, возносил самые горячие молитвы. Наконец он умолк, монах перестал бить в барабан, а Сунь У-кун все звонил и звонил. Удары то учащались, то становились реже.

– Зачем же бить в колокол, если моление уже закончено? – наконец не вытерпев, заметил монах.

Тут только Сунь У-кун бросил молоток и, улыбаясь, сказал:

– Да кто вас там разберет! Мне что, я, как говорится, отзвонил и с колокольни долой!

Между тем барабанный бой и колокольный звон переполошили всех обитателей монастыря, и они все, независимо от звания и положения, высыпали из своих келий и, столпившись, встревоженно говорили:

– Что за дикарь бьет в колокол и колотит в барабан? !

Выскочив из храма, Сунь У-кун крикнул:

– К вашим услугам почтенный Сунь У-кун! Это я, видите ли, немножно позабавился.

Увидев его, монахи пали ниц и, ползая перед ним на коленях, восклицали:

– Отец наш, Бог грома!

– Ну, Бог грома мне приходится праправнуком! – возразил на это Сунь У-кун. – Встаньте! Вам нечего бояться меня. Мы – священнослужители великой империи Танов и прибыли сюда из Китая.

Но монахи успокоились лишь после того, как увидели Сюань-цзана. Среди них был сам настоятель монастыря.

– Прошу вас, почтенные, пройти в келью, что позади храма, и выпить чаю, – пригласил он гостей.

Сунь У-кун взял вещи, отвязал коня и, ведя его под уздцы, вместе со всеми обошел главный храм и вошел в находившееся позади жилое помещение. Здесь все расселись по старшинству. Настоятель велел принести чай и закуски. Было еще не поздно, когда они закончили трапезу. Не успел Сюань-цзан отблагодарить за радушный прием, как из внутреннего помещения вышел старый монах, поддерживаемый под руки двумя послушниками.

На голове у старца верх убора

Опаловыми выложен камнями,

Из тонкой золотой парчи оборки

Шерсть рясы бирюзовой окаймляли.

С лишаньскою богиней престарелой

Был внешне схож. Светился ум во взоре,

И так же проницательно смотрел он,

Как яростный дракон в Восточном море.

Зубов немного у него осталось,

И был всегда открытым рот щербатый,

Сухое тело так согнула старость,

Как будто был он смолоду горбатым159.

– Наставник пришел, – раздались голоса.

– Почтенный наставник, разрешите приветствовать вас! – низко склонившись, промолвил Сюань-цзан, поспешив навстречу монаху.

Священнослужитель ответил на приветствие, и они уселись, как и полагалось, по старшинству.

– Мои послушники сказали мне о том, что к нам прибыл из Китая посланец Танского императора, – промолвил наставник. – И я поспешил приветствовать вас, почтенный отец.

– Простите великодушно за то, что мы без предупреждения нарушили ваш покой, – отвечал Сюань-цзан.

– Стоит ли об этом говорить! – возразил монах. – Скажите, пожалуйста, далеко отсюда до Китая?

– От Чанъаня до границы я проехал более пяти тысяч ли, – отвечал Сюань-цзан. – Когда проезжал через Пограничную гору, небо послало мне ученика. Мы миновали Западное государство Хами, ехали два месяца, затем проделали еще пять-шесть тысяч ли, и вот очутились в этих местах.

– Значит, всего вы проехали десять тысяч ли, – сказал наставник. – А я так и прожил свою жизнь, никогда не выезжая из монастыря. Вот уж поистине живешь как бесплодная смоковница, сидишь, словно в колодце, и видишь только клочок неба над собой.

– А разрешите спросить, сколько вам лет, почтенный наставник? – спросил Сюань-цзан.

– Да вот исполнилось двести семьдесят, – отвечал наставник.

– Значит, ты приходишься мне праправнуком, – вмешался в разговор Сунь У-кун.

– Веди себя пристойнее! – одернул его Сюань-цзан, покосившись на него. – Надо думать, когда говоришь. Тебе бы только оскорблять человека.

– А сколько вам, почтенный господин, лет? – в свою очередь спросил Сунь У-куна наставник.

– Мне? Трудно даже сказать! – произнес Сунь У-кун.

Наставнику этот ответ показался неучтивым, он не стал больше обращаться к Сунь У-куну и велел подать чаю. Расторопный послушник вытащил блюдо из белоснежной яшмы и три синих с золотым ободком чашки. Второй послушник налил всем из медного чайника душистого чаю. Аромат его был настолько восхитителен, что с ним не могли сравниться даже цветы коричного дерева.

– Какой прекрасный напиток! Какие чудесные сосуды! – не переставал восторгаться Сюань-цзан.

– Да вы просто льстите нам! – сказал наставник. – Вы прибыли сюда из великой страны, где, несомненно, много редкостных вещей, так стоит ли говорить о какой-то посуде. Вы, конечно, везете с собой какие-нибудь драгоценности, не соблаговолите ли показать их нам?

– К великому сожалению, – промолвил Сюань-цзан, – ничего особенно примечательного у меня на родине нет. А если бы даже и было, я все равно не смог бы взять это с собой в такой дальний путь.

– Учитель, – вступил тут в разговор Сунь У-кун. – А разве ряса, которую я видел в вашем узле несколько дней тому назад, не драгоценность? Почему бы не показать ее?

Тут монахи ехидно улыбнулись.

– Что рассмешило вас? – спросил Сунь У-кун.

– Да это действительно смешно, – отвечал наставник. – Разве ряса это