— Прекрасно, — сказал он, улыбаясь, — но нынче ночью я должен тебя покинуть. Ты не будешь скучать обо мне? Мы вынесем гостям твою простыню, Дебора, расцвеченную сполохами брачного костра. И все возликуют и возвеселятся, и будут радоваться о тебе, что ты стала настоящей женщиной, что возвысилась в глазах родных и близких своих.

Он улыбнулся мне, сжал мою голову в руках своих и крепко поцеловал. Он был молодой и красивый, и я была молодая и счастливая. Мы оба были рады первой радостью любви, и мы знали, что никогда не увидимся больше. Мы не плакали, мы смеялись, мы целовали и благословляли друг друга.

И он вынес гостям и всей родове доказательство бытия Божьего.

А мое лоно пело и болело, и я смотрела на него, стоящего в дверях опочивальни и гладящего по голове, меж ушей, белую грязную овцу, проснувшуюся и подошедшую его обнюхать и приласкаться к нему.

— Ты вышла через сердце земли наружу. Ты вышла через тьму — насквозь.

На глазах Ксении белела марлевая повязка. Великолепное Солнце золотым колом стояло в небе, заливало золотым медом неистово шумящую листву.

— Где я… где я?..

Здесь тебя никто не тронет.

— Где… призраки?..

— О них не беспокойся. Мы вызволим их.

— Снимите мне с глаз повязку… хочу видеть мир…

— А может, у тебя уже нет глаз. Откуда ты знаешь.

Смешок. Хохоток. Еще и еще. Быстрые руки развязывают марлю, бинт, сдергивают. Вот и выпростано, Ксенья, твое лицо на свет Божий. Ослепление! Сила! Победа света! Ты раздавлена. Уничтожена светом. Ты прижимаешь ладони к глазам. Ты наверху. На земле. Земля пахнет травой, грязью, палыми листьями, горелой резиной, счастьем.

— Скажи спасибо, что мы тебя вытащили. Весь мир уже судачит о Выкинутых и их жертвах. Наши ребята проникли в подземелье. Ха!.. У них там целый город. Целое государство. Со своими законами. Со своим жестким пульсом. Ты знаешь, как они богаты? Знаешь, что они пустили щупальца везде?.. У тебя замечательное лицо. Не гляди, не открывай глаз. Привыкни к свету. Ты не актриса случаем?.. Они любят похищать таких… оригинальных… Ну, нет так нет… Открывай глаза. Не пугайся нас. Мы не сделаем тебе больно.

Распахнуть глаза. Раскрыть их до отказа. Увидеть склоненные над тобой лица. Лиц нет. Есть маски. Блеск металла. Прорези для глаз. Что за игра. Снова дурацкая игра для взрослых детей, для людей, лишенных в детстве игр. Глаза в железных прорезях блестят изучающе. Ловят каждый Ксеньин вздох, поворот головы.

А вокруг буйствует летний день. Она лежит под отцветшей яблоней, на осыпавшихся лепестках. Внизу, под обрывом, густо синеет большая равнинная река. Люди в металлических масках дают ей испить из фляги.

— Мы спасли тебя, — говорит ей рослый дядька, из-под железного кругляша по толстой его шее стекают струйки пота. — Целуй мне руку.

И он шутливо тычет в Ксеньины губы широкую и корявую руку, и грубо смеется, и нет в этом зла, а только шутка одна.

Ксения пытается встать.

— Ты не вставай. Лежи. Мы будем рассказывать тебе об устройстве мира.

Толстяк сел рядом с ней на корточки, но дернул его за шиворот поджарый и худой, стрельнув из-под маски плетью взгляда-высверка.

— Не здесь. Мы все объясним ей там. В нашем логове. Вези, Турухтан.

Рядом, на поляне, стоял вертолет. В него посыпались, как горох, люди в железных масках. Ксению посадили в мешок, и так, в мешке, взгромоздил ее по вертолетной лестнице огромный толстяк, предлагавший ей руку для поцелуя. Завелся мотор. Лопасти стали рубить горячий воздух.

И полетела Ксения над полями и реками, над лесами и озерами, над сумасшедшими городами поднялась ввысь; куда ты летишь, птица? Тайну мира тебе хотят открыть. Улыбнись. Ты сама им эту тайну, знаемую наизусть, расскажешь без запинки.

Так, в мешке, за плечами гиганта, и пролетела она весь долгий путь. Лето сменилось зимой. Вертолет приземлился на Севере. Метель припадочно плясала, выбрасывая в стороны худые белые руки и ноги. Люди в металлических масках погрузились вместе с Ксенией, тихо сидящей в мешке, в пропахшую бензином повозку, подъехали к длинному, как великанский столб, дому, уходящему крышей в небеса. В стремительно прыгающей кабинке они взмыли вверх. Из мешка ее вытряхнули в комнате с металлическими стенами, с железными столами, на которых стояла железная посуда, с окном в железных рамах, с темными, как ночь, картинами в железных багетах. Она оглядывалась, как зверек.

— Кто вы такие?..

— Мы-то?.. А спасители мира. Ты Ксения. Мы догадались. Вон он у нас догадливый, — поджарый небрежно указал на толстяка. — Он про тебя сто раз слышал. И в газетах читал, и в толстых книгах. Да не верил, что ты есть. Он и нам про тебя языком трепал. Говорю я ему: досужие выдумки. Сейчас, брат, толкую ему, навыдумывают всего соблазнительного. И эта баба, что не в себе, — соблазн. Ее нарочно выдумали, чтобы простой народ взбудоражить. А ты вот она какая. Настоящая.

— Почему вы догадались, что я — это я? — тихо спросила Ксения. Как мало надо человеку для догадки. Душу живую. Теплые руки. Догадываются часто на ощупь. По молчанию. По шелесту волос, падающих с плеча по спине.

— А глаза у тебя… такие. Таковские. Неведомые у тебя глаза. У людей на земле таких не бывает.

— Но я же живая! — выстонала Ксения. — Земная!

— Живи, живи, — усмехнулся поджарый. — Мы тоже земные. Мы научим тебя уму-разуму. Ты-то умная, а дура. Не знаешь ты, что на земле происходит. Ждешь ты своего Бога. Мечешься, как огонь костра. А на нашей старушке Земле дела делаются. Страшные дела. Ты вот ходишь по свету. Бродишь. И мнишь беспечно, что ты свобода. Что ты полет. Что облако ты. На самом деле ты тащишь за собой вериги. Цепи…

— К цепям мне не привыкать, — весело отозвалась Ксения. Ее усадили за железный стол, подвинули поближе к ней поднос с железными мисками.

— Турухтан, — медлительно, как мед, лил слова поджарый, — расскажи девочке, что к чему.

Турухтан раскачивался за столом, как маятник. Он следовал внутреннему ритму.

— Вся наша земля — одно государство. Мы все только поделены на мелкие лоскуты разных стран. — Толстяк передохнул. — И это видно всем. В каждой стране есть правители. Люди их любят, если они хорошие и добрые, и ненавидят, если они жадные, злые и воруют у людей их заработанный хлеб. Чтобы обмануть это видимое всем большое государство, люди-обманщики, каких много в мире, придумали создать другое. Невидимое. Создать так, чтобы люди видимого государства боялись невидимок и отдавали им, со страху, все свои деньги, все свои богатства, всех своих близких — женщин и детей, отцов и матерей, если невидимки того потребуют. И в руках невидимок оказалась власть. Да?! Ты так думаешь, Ксения?! Отвечай?!

Она не ожидала резкого крика. Выпрямилась. Бросила миску вместе с едой в лицо кричащему.

— Извини, девушка, — проговорил толстяк и утерся как ни в чем не бывало, — тебя не напугаешь.