Гэлбрейт советовал противиться любому давлению, нацеленному на развертывание американских войск, потому что «наши солдаты не должны иметь дело с губительной слабостью вьетнамского руководства». В тот период у него еще не было решения относительно того, как выбраться из той «ловушки, в которой мы оказались», если не считать его несогласия с тем, что альтернативы Дьему не существует. Он считал необходимым сменить руководство и начать все сначала. И хотя никто не мог обещать, что такой переход будет безопасным, но «в нынешней ситуации мы просто обречены на неудачу».

В марте 1962 года Гэлбрейт снова заявил, что Соединенным Штатам следует приветствовать любое политическое урегулирование с Ханоем и «не упустить шанс», если таковой выпадет. Он считал, что помощь в этом должен оказать Джавахарлал Неру и что Гарриман мог бы обратиться к русским, чтобы выяснить, отзовет ли Ханой отряды Вьетконга в обмен на уход американцев и согласие на проведение переговоров об окончательном объединении страны. Вернувшись домой в апреле, он предложил Кеннеди урегулировать проблему, проведя переговоры на международном уровне, с целью превратить Вьетнам в неприсоединившееся государство по образцу Лаоса. Гэлбрейт предупреждал, что, продолжая поддерживать неэффективное правительство, «мы станем такими же колонизаторами, как французы, и подобно им истечем кровью». Между тем, следует противиться всем шагам, направленным на привлечение американских солдат к участию в боевых операциях, и было бы правильно отказаться от таких непопулярных акций как применение дефолиантов и строительство «стратегических деревень».

Представленное в письменной форме, предложение Гэлбрайта было полностью отвергнуто Объединенным комитетом начальников штабов, который увидел в нем попытку отказаться от «того, что теперь всем известно как наше обязательство дать решительный отпор коммунизму в Юго-Восточной Азии». Они прямо цитировали обещание сохранить независимость Вьетнамской республики, которое президент неосмотрительно дал Дьему. Генералы были за то, чтобы не вносить никаких изменений в американскую политику и чтобы она при этом была «полностью направлена на достижение успешного результата». Тогда это мнение разделяли многие. Кеннеди его не оспаривал. Таким образом, предложение Гэлбрайта похоронили.

Успешный результат становился недостижимым. Словно туман над болотом, над Дьемом сгущались тучи. В его окружении росло число недовольных. Призывом на постоянную военную службу, заменившим привычные шестимесячные сборы, проводившиеся ежегодно и позволявшие человеку вернуться домой, чтобы поработать на огороде, Сайгон еще больше отчуждал от себя крестьян. В феврале 1962 года два инакомыслящих офицера ВВС сбросили бомбы на президентский дворец и обстреляли его с бреющего полета в тщетной попытке уничтожить Дьема. Американские репортеры пытались докопаться до правды, но на исполненных показного оптимизма официальных брифингах сталкивались лишь с замалчиванием фактов и фальшивыми утверждениями. Испытывая все большее разочарование, они писали статьи, в которых отзывались о местной власти с нескрываемым презрением. Как через много лет сказал один из них, «многое из того, что газетчики теперь считали ложью, прежде было именно тем, во что первоначально верили, и о чем сообщалось в Вашингтон». При этом в основе всех новостей и репортажей лежали слова командиров армии Дьема. Тот факт, что шнырявшие по всей стране агенты американских разведслужб принимали на веру слова командиров Дьема, едва ли могло служить оправданием, зато отражало американскую политику в отношении Дьема, как когда-то политику в отношении Чан Кайши. Официальные лица испытывали схожее нежелание признать несоответствие Дьема требованиям времени.

Все это привело к «войне» журналистов: чем злее становились корреспонденты, тем более «нежелательные» истории они излагали. Правительство направило в Сайгон помощника госсекретаря по связям с общественностью Роберта Маннинга, поручив ему на месте оценить ситуацию. В непредвзятой служебной записке, составленной по возвращении, Маннинг сообщил, что одной из причин «войны» журналистов стала государственная политика, направленная на то, чтобы «рассматривать американское присутствие во Вьетнаме как минимальное и даже представленное как нечто меньшее, чем оно является в реальности». Он советовал отказаться от такой политики. Хотя общество обращало на Вьетнам мало внимания, незначительная его часть все же стала понимать, что это заморское «мероприятие» осуществляется как-то не так. То там, то здесь появлялись первые ростки несогласия. Впрочем, их было немного и потому на них почти не обращали внимания. Существенная часть общества хотя и смутно, но представляла, что где-то в Азии идет война с коммунизмом, и в целом поддерживала предпринимаемые усилия. Вьетнам был таким же далеким и невообразимым, как какой-нибудь незнакомый человек, имя которого вдруг напечатали в газетах.

Одним из самых компетентных и высокопоставленных критиков был сенатор Майк Мэнсфилд, который теперь стал лидером сенатского большинства и испытывал глубокую обеспокоенность положением дел в Азии. Он чувствовал, что Соединенные Штаты, следуя старой миссионерской традиции, испытывают навязчивое стремление улучшить положение дел в Азии и снова воодушевлены идеей крестового похода против коммунизма и что эти усилия окажутся губительными как для Америки, так и для Азии. Вернувшись в декабре 1962 года из своей первой после 1955 года инспекторской поездки, совершенной по просьбе президента, он доложил Сенату, что «после семи лет оказания помощи, которая обошлась Соединенным Штатам в 2 миллиарда долларов… Южный Вьетнам кажется менее устойчивым, чем он был вначале». Доклад Мэнсфилда нанес сильный удар по тем, кто испытывал оптимизм, а также по программе строительства «стратегических деревень», в отношении которой «практические действия центрального правительства пока не обнадеживают».

В личных беседах с Кеннеди Мэнсфилд оказался более откровенным, высказав мнение, что ввод американских войск будет означать гражданскую войну, которая «не является нашим делом». Взятие на себя подобной ответственности «подорвет престиж Америки в Азии и не поможет южновьетнамцам устоять». По мере того как Мэнсфилд излагал свое мнение, Кеннеди проявлял все большее волнение, а его лицо все больше наливалось кровью. В конце концов он воскликнул: «Вы что же, ожидаете, что я приму все это за чистую монету?» Как и все правители, он хотел получить подтверждение правильности своей политики и разозлился на Мэнсфилда (в чем позднее признался одному из своих помощников) за то, что тот был полностью с этой политикой не согласен, «и злился на себя, потому что обнаружил, что сам с ним соглашаюсь».

Никаких перемен не последовало. Президент направил других наблюдателей, главу разведки Госдепартамента Роджера Хилсмэна и Майкла Форрестола из группы Банди, которые скорее разделяли точку зрения Мэнсфилда, чем взгляды Тейлора — Ростоу. Они доложили, что война продлится дольше и будет стоить больших денег и жизней, чем это ожидалось, и что «издержки приводят в ужас». Однако, являясь должностными лицами и не обладая той независимостью, которой обладал Мэнсфилд, они не стали оспаривать господствующую точку зрения.

В чрезвычайно подробном докладе Хилсмэна был дан отрицательный ответ на множество вполне конкретных вопросов, но никаких шагов к тому, чтобы действовать в соответствии с информацией, полученной наблюдателями, сделано не было. Коррекция — болезненный процесс. Правителю проще не выходить за рамки уже выбранного политического курса. Что касается чиновника более низкого ранга, то для сохранения собственного поста ему лучше не нарушать спокойствия и не навязывать начальнику те свидетельства, которые тому будет трудно признать. Психологи называют стремление не замечать нежелательную информацию «когнитивным диссонансом», что является научным выражением простой мысли: «Не сбивайте меня с толку этими фактами». Когнитивный диссонанс есть тенденция «замалчивать, сглаживать остроту, умалять важность или откладывать в долгий ящик» решение вопросов, которые создают конфликт или приводят к «психологическим расстройствам» внутри какой-либо организации. Это ведет к тому, что от альтернативных решений «отказываются, поскольку считают, что именно они влекут за собой конфликты». Что касается субординации внутри правительства, то в этом отношении задача состоит в том, чтобы выработать такой политический курс, который устроил бы вышестоящее руководство. Это помогает правителю принимать желаемое за действительное и определяется как «неосознанное изменение оценки вероятностей».