В Москве разлад, в этом, конечно, виноват сам князь Дмитрий, мог бы твердой рукой вырезать всех недовольных. В Орде с такими долго не возятся, если тебе не по нутру то, что творится рядом, то или уходи, или бери все в свои руки. Не можешь ни то, ни другое — тогда и ты не нужен. Князя Дмитрия надо еще учить править. Но пока дело не в нем, слишком много вокруг развелось наушников, старающихся навредить своему князю.

Конечно, ни Василий, ни Семен Дмитриевичи не подозревали о мыслях хана, даже то и дело заглядывая ему в глаза, не видели ничего кроме простого презрения и жестокости.

Дети точно понимали все происходящее, не плакали, даже совсем крошечный Андрейка. Молчали, пока выходили из ворот, молчали, и когда шагали вместе с матерью по сожженному и разграбленному посаду. И только когда от Кремля их не стало видно, тоненько заныл Андрей, за ним всхлипнул маленький Ваня, один Юрий крепился. И тут не выдержала сама Евдокия, она вдруг сунулась к валявшемуся на земле бревну, опустилась на него и залилась слезами. Дети окружили мать, беспомощно глядя на нее, а Софья принялась гладить по голове, как маленькую девочку. Слезы катились по щекам у всех, но Евдокии долго плакать не пришлось, Андрей настойчиво требовал есть…

Шумно всхлипнув еще раз, Евдокия отвернулась и принялась кормить малыша грудью. Почему-то этот вид женщины, кормящей свое дитя, успокоил всех, даже маленьких, и плач прекратился. Но немного погодя старшая, Софья, вдруг растерянно позвала:

— Мама…

Обернувшись на голос, Евдокия увидела, что к ним со стороны городских ворот бегут какие-то люди. Сердце замерло от страха, неужели остановят, вернут, обидят детей?! Но быстро сообразили, что это их собственные слуги, которым удалось вырваться вслед за хозяйкой из мятежного города. Княгиня повеселела, все же оставаться одной с тринадцатилетней дочерью, десятилетним Васей и четырьмя совсем маленькими детьми было страшно. Митрополит не в счет, того самого вот-вот придется тащить волоком.

Прибежавшая ближняя девка Настея живо подхватила маленького Андрюшу, который, наевшись, тут же уснул, и стала рассказывать, как им удалось удрать. Но Евдокии было не до того. Куда деваться с детьми теперь? Появление слуг не прибавило крыши над головой. Один из холопов сообразил:

— У меня тут недалече тетка жила. Изба совсем небольшая, но если цела, то переночевать будет где.

Изба оказалась цела и не такая уж маленькая. Увидев княгиню, хозяйка, дородная, красивая женщина, засуетилась:

— Ахти! Да как же это?!

Но суета оказалась толковой. Немного погодя Василий, Юра и Маша, напившись молока, устроились на печи, Ваня спал, свернувшись калачиком, в углу хозяйской кровати, а Андрюша сладко посапывал на широкой лавке, завернутый в чистые пеленки из разорванной рубахи. Митрополит Киприан тоже лежал на второй лавке, и только Евдокия сидела, глядя в крошечное, затянутое пузырем окошко остановившимся взором. Рядом стояла Софья, все так же молча гладя мать по голове.

Куда теперь идти, а главное — как? Сгоряча она сказала, что отправится к мужу в Кострому. Но это так далеко! Евдокия пыталась представить себе, где Кострома и как до нее добираться, и ужаснулась. Это гораздо дальше Владимира и даже Ярославля! Пешим туда не дойти…

В избу вошла хозяйка, покачала головой:

— Княгиня, ты бы тоже прилегла и княжну уложила, все одно ночь скоро, а утро вечера мудренее, что-нибудь придумаем. У соседа лошадь цела, подводу раздобудем, одежонку детям найдем…

— Я за все отблагодарю, князь заплатит…

— Что ты, что ты! — замахала руками женщина. — Господь с тобой! Чем можем, поможем, но ни разносолов, ни возка хорошего нет. Я уж всех обежала, разорен посад, ничего нет. А куда пойдете-то?

И тут Евдокии вдруг стало все ясно, как же она раньше-то не сообразила?!

— Сначала в Радонеж, а там уж как отец Сергий скажет.

— И то верно, — живо согласилась хозяйка.

Ободренная таким простым решением, Евдокия тоже стала укладываться. Им с Софьей и Ваней отдали большую хозяйкину кровать, а на лавке, где до тех пор причмокивал во сне Андрейка, улеглись две ближние девки.

Cон сморил Евдокию всего на чуть. Проснувшись, она не сразу поняла, где находится. Пел за печкой сверчок, рядом посапывала Соня, под боком, прижавшись к ее груди, лежал Андрейка. Из угла доносился храп Киприана. Вспомнив, как оказалась в простой деревенской избе, княгиня едва не залилась слезами снова. Вчера, когда нашелся приют для нее и измученных детей, радости не было предела, а сейчас она вдруг отчетливо осознала, что слуги слугами, а ведь одна и очень далеко от мужа и отца, что помочь некому и жить не на что. Не пойдешь же просить милостыню?

Но больше всего Евдокию томила неизвестность. Где Дмитрий, что с ним? Сумел ли добраться до Костромы, как будет теперь? Ей самой не было жаль ни потерянного великого княжения, ни казны, которую наверняка разграбят, ни оставленных погромщикам злата или серебра, ничего. Детей увела, и то слава богу. Постепенно крепло решение как можно скорее добраться до Троицкой обители, там разумный Сергий. Он знает, что делать, он подскажет. А может, и оставит пока у себя кого из детишек, чтоб не тащить всех в такую тяжелую дорогу.

Утром, узнав, что княгиня собирается в Радонеж, митрополит покачал головой:

— Нет, мне в другую сторону.

Видно, тоже что-то для себя решил ночью.

— Куда?

— Я в Тверь.

— В Тверь? — даже чуть обиделась Евдокия. Тверь всегда стояла поперек Москвы, бежать сейчас в Тверь, когда Москве угрожает опасность, — почти предательство. Но об этом даже думать не хотелось, в Тверь так в Тверь.

Их дороги разошлись, митрополит Киприан действительно отправился к тверскому князю Михаилу, а Евдокия с детьми, как и собиралась, — к Сергию Радонежскому.

В обители страшно удивились их появлению, даже испугались. И снова едва сдерживала слезы молодая женщина, рассказывая о всех злоключениях последних дней. Сергий гладил ее руку своей старческой худой рукой и успокаивал:

— Господь сберег тебя с детишками, значит, и дальше беречь будет. А что богатство бросила, не жалей…

Евдокия замотала головой:

— О том и минуточки не думала. Нам бы теперь до Костромы добраться. Может, мальчики здесь останутся пока?

И очень огорчилась в первую минуту, увидев, как отрицательно мотает головой отец Сергий:

— Не обижайся, княгиня, но не оставлю малышей. Всем, чем смогу, помогу, чтоб добрались до Переяславля, а там дальше помогут, но не оставлю. Пойми, если Орда на нас идет, то не одну Москву порушат, пограбят, и до Радонежа, хоть он далеко, тоже доберутся. Тебе лучше с детишками под защитой мужа либо отца быть. Не защитят княжичей от поганых монастырские стены, а ты места себе не найдешь, как только возок за поворотом дороги скроется.