Все обошлось, и посланники действительно пришли вдвоем и без оружия, и ордынцы на стены не рвались. Ворота приоткрыли лишь настолько, чтобы можно было протиснуться бочком. Один из подошедших усмехнулся:

— Чего ж шире не откроете, али нас двоих испугались?

Охранник фыркнул:

— Кто вас боится? Сами бы в штаны не наложили со страху! А ну кажи, что под одеждой?!

— Да безоружные мы, не трусь!

— Чего надо-то, с чем явились?

— Мы к тебе, что ли? Мы к князю вашему нынешнему, кто там у вас, Остей?

Дружинник оскорбился таким зазнайством. Быть бы послам битым по шее, но подошел со строгим лицом Федот Тяпа и задал тот же вопрос:

— Чего пришли?

Строгость новоявленного сотника ничуть не смутила посланцев, снова огрызнулись:

— К князю ведите! К нему посланы.

Так и не удалось вызнать, с чем посланы. Даже когда шли к палатам, где сидел Остей, те молчали, точно не понимали русского языка. Разозлившись на зазнавшихся, по его мнению, ордынских прихвостней, Федот не удержался и все же пнул в спину одного из них, пропуская внутрь. Тот неожиданно обернулся и в ответ тоже пнул сотника, но если у Федота вышло в спину, то у посланника… ниже живота. Согнувшись пополам не столько от боли, сколько от неожиданности, Тяпа зарычал:

— Ну я тебе!.. Выйди у меня от князя!..

Остей сидел на княжьем кресле и ломал голову, как быть. Замутить мятеж оказалось совсем нетрудно, московский люд, недовольный новой данью, от которой считал себя избавленным, вспыхнул, как сухая трава при пожаре. А уж когда питие стали раздавать без меры… Да и осталось тех москвичей, которые вместе с князем на Непрядве с Мамаем бились, не так много, полегли да от ран померли касатики, много вышло с Дмитрием Ивановичем и в новый поход. Зато город наводнили пришлые, которым что князя Дмитрия Ивановича сбросить, что кого другого — без разницы.

Ну, объявили Остея князем, ну заперлись от ордынцев… А что дальше? От Ягайлы помощи, видно, не ждать, хитрый Дмитрий Константинович из своего Нижнего Новгорода не двинется, пока не поймет, что власть в Москве в нужных руках, Олег Рязанский, тот испокон века только свою Рязань и знает…

И вдруг у Остея похолодело внутри! Князь Димитрий Нижегородский к чему всю свару затевал? Чтоб своего внука вместо зятя Дмитрия Ивановича посадить, это ясно как божий день. Какого — не важно, главное, чтобы деду за внука править. А он, Остей, княгиню выпустил невесть куда!

Конечно, новоявленный князь понимал, что вряд ли его оставят на московском столе после уничтожения Дмитрия Ивановича, но об этом думать так не хотелось… Москва оказалась совсем не такой, как он представлял себе; напившись и пограбив все, что можно, защитники не стали славить самого Остея, наоборот, все чаще обидные слова слышались и в его сторону. Что за народ, бунташный дух совсем разум затмил!

Остей не так глуп, чтобы не понимать, что видит перед собой далеко не московский люд, а тот сбор, который нарочно вдруг пригнали с разных концов чужих княжеств. Кто путный в чужой город бунтовать пойдет? Одни тати да сброд всякий. Этих после отсюда и выгнать тяжко будет. И что за город он получит?

Но сейчас Остея беспокоило будущее не сброда, орущего пьяными голосами по всей Москве, а собственное. Сколько здесь сидеть и чего ждать? Если помощи не будет, то те же москвичи его самого разденут-разуют и голым за ворота выставят. Он вдруг отчетливо понял, что сейчас даже там, за воротами у Тохтамыша, ему надежней, чем в запертой буйной Москве! Князей в Орде не казнят, это всем ведомо, а он пусть и временный, но князь! Думал, а где-то глубоко внутри уже зрело другое решение, оно еще не оформилось в четкую мысль, еще не облеклось словами, но уже было, и сам Остей также нутром понимал, что подчинится этому внутреннему решению.

В палате показался один из бояр-прихлебателей, тех, кто давно недоволен князем Дмитрием Ивановичем, но бунтовал больше ради того, чтобы в мутной воде свою золотую рыбку поймать. Такие успели с первыми погромами себе не просто сундуки чужим добром набить, а каменные подвалы. Князь давно взял на заметку таких, они не суетились, не кричали больше других, а тихо тащили к себе все, что было можно. Для себя Остей уже знал, что первым делом после окончания всей свары отберет у таких вот награбленное, а пока пусть полежит, там надежней. Он и имен-то не запоминал, просто знал по дворам и бородатым лицам. Почему-то подумалось, что обрей боярин бороду, и пройдет мимо не узнанным. Этого, кажется, Семеном зовут. Или Федором? Или вообще Иваном?

Боярин особо и приветствовать князя-ставленника не стал, коротко объявил:

— От хана послы пришли. Пускать ли?

Остей кивнул:

— Пускайте, посмотрим, что сказать хотят.

Конечно, никто не думал, что Тохтамыш вдруг замирения запросит, небось условие ставит. Но, поглядев на пьяную ватагу, тягавшую по двору двух не менее пьяных баб, Остей вдруг понял, что он согласен на все. С этим сбродом не сладишь, самому голову потерять можно. Изнутри снова поднялось то самое решение, и было оно явно в пользу сдачи Москвы Тохтамышу!

Но послы оказались не от самого хана, а от… братьев ушедшей княгини Василия и Семена Дмитриевичей! Эти привязались к хану где-то по пути к Москве и теперь болтались рядом, выгадывая в пользу своего отца.

— Чего хотят Дмитриевичи?

Посланный едва заметно усмехнулся в усы:

— Прежде княгиню с детками чтоб выпустили…

Остей мысленно ахнул: они не знают, что княгини давно нет в городе?! С трудом сдержался, лишь кивнув, мол, понял, что еще?

Но присланный настаивал:

— С нами чтоб выпустил, когда пойдем обратно.

А, чтоб вас! Привязались к княгине! И он тоже хорош, чего бы не посадить под замок и держать на всякий случай? Испугался бабьих речей и глаз! Но такой как не испугаться, точно волчица, за своих волчат горло перегрызть готова была. Снова кивнул: да понял я, понял! Что еще?

— Потом всем своим боярством и священниками выйдете крестным ходом к хану навстречу. Коли выполните все, как сказано, ничего вам от хана не будет. Хотя и гневен на Москву, что заперлась, но помилует вас, несчастных.

Вот оно — первая возможность вылезти наконец-то из проклятого города, куда его кинули и привязали точно цепного пса. В голове Остея метались мысли одна другой ужасней. Подчиниться? А если это обман? Но в любом случае его ждет просто плен, об остальных, сидевших вместе с ним в Москве, князь не думал. Конечно, отцу дорого встанет его выкуп, но должен и князь Ягайло помочь, его же стараниями несчастный Остей оказался в этом проклятом городе!

А что, если… снова всплыла та самая тайная мысль. Если братья Дмитриевичи сумели договориться с Тохтамышем, то почему он не сможет? Остей знает столько, что будет ордынскому хану весьма полезным! Уж он-то порасскажет про тех же Василия и Семена Дмитриевича. Москва приняла его, литовского князя Остея, своим новым князем. Почему бы и Тохтамышу не оставить его таковым? Остей выкажет себя перед ордынским ханом весьма полезным и послушным, и кто знает, что решит Тохтамыш, если столь сердит на князя Дмитрия Ивановича, что отправился его наказывать аж сюда, в Москву?