приобретения мест служения в качестве «hereditas» (наследства), к числу которых относится и случай назначения на кафедру Иренея Нундинарием Барсенонским. Данный пример отличается от распространенной практики наследования места служения только тем, что епископ, являясь по каноническому праву безбрачным и не имея детей в качестве наследников, передавал свой титул и положение собрату – хорепископу Иренею, так как епископское безбрачие утвердилось в Испанской Церкви довольно рано, под влиянием постановлений Эльвирского Собора 305 г. и I Толедского Собора 400 года[776]. Таким образом, папа Иларий выявил внутренние мотивы, определяющие подобные прецеденты, при которых «successio episcopalis» (епископское преемство) превращалось в наследство. Подобная подмена церковных понятий светскими, необходимо признать, сопутствовала процессу утверждения клира в позднеримском обществе с IV по VI вв., причем она имела место как на Западе, так и на Востоке, и коренилась в большой неопределенности статуса клириков, о котором столь внятно, в духе канонической акривии высказались в конце Римского Собора 465 г. его участники.

Как верно отметил Ж. Дагрон, рассуждая о юридически неопределенном положении клира в ранневизантийском обществе VI в., «определение [статуса] клирика, следовательно, может видоизменяться в зависимости от точки исследования, в которую он помещается: либо от конкретизации рукоположений и литургических функций, либо от конкретизации экономической и социальной зависимости или же от конкретизации установлений по образцу монашеской жизни»[777]. Без сомнения, эти слова имеют отношение и к западному клиру V в., хотя и на Западе и на Востоке в рамках канонического права Церковь стремилась унифицировать статус клириков и епископов как нечто определенное и подчиненное единым церковным законам, что, в частности, выразилось на рубеже V–VI вв. в подчинении монашеских общин через настоятеля епископу, диоцезальному на Западе или епархиальному на Востоке[778].

Как следует из деяний Римского Собора, заседавшие епископы однозначно осудили поступок епископа Нундинария. Вслед за этим, после оглашения нотарием Павлом второго послания, Собор осудил также епископа Сильвана, чьи злоупотребления при епископских рукоположениях клириков другого диоцеза, которые он осуществлял один, входили в прямое противоречие с нормами канонического права, в частности с первым каноном апостолов, пятнадцатым каноном Милевентского (Милевского) Собора 416 г., а также с каноном, описывающим рукоположение епископа, из «Statuta ecclesiae antiqua», сборника, составленного в южной Галлии во второй половине V столетия и хорошо известного в западных церковных провинциях[779]. Канон из «Statuta ecclesiae antiqua» гласил: «Episcopus cum ordinatur, duo episcopi ponant et teneant euangeliorum codicem super caput [et ceruicem] eius, et uno super eum fundente benedictionem, reliqui omnes episcopi, qui adsunt, manibus suis caput eius tangant»[780] («Когда поставляется епископ, два епископа возлагают на его голову и [затылок] и держат кодекс Евангелий, и после того, как один полагает на него благословение, все остальные, которые присутствуют, касаются руками его головы»). На основании данных норм Сильван был окончательно осужден. Как явствует из послания Тарраконских епископов, Сильван представлял собой типичного для варварского мира политика, формировавшего отряды своих сторонников за счет незаконных рукоположений и не считавшегося ни со своим собратом, упомянутым в послании епископом Августы Цезарейской Анонимом, ни с Тарраконским митрополитом Асканием, ни с местным собором.

Примечательно, что с окончательным осуждением нарушений канонов, произошедших в Испании, выступили, наряду с папой Иларием, весьма выдающиеся представители итальянского епископата, такие как Проб епископ Канусийский, будущий легат папы Симплиция на Востоке, чье имя почему-то отсутствует в начальном списке участников Собора, два епископа из галльских провинций – Максим епископ Тавринский, и знаменитый церковно-политической деятельностью в нарбоннских диоцезах Ингенуй, епископ Эбредунский. Кроме того, с речью, подтверждающей постановления Собора, к папе обратился Паулин, епископ маленького городка Аквавивы, находящегося на юго-востоке Этрурии. Вероятно, его диоцез был чрезвычайно мал, ибо, если преемник Паулина по имени Бенигний (Бонифаций) еще будет фигурировать в деяниях Римского Собора 487 г. при папе Феликсе – и поставит подпись под деяниями Римского синода 502 г. при папе Симмахе, – то затем, как отметил монсеньор Ланцони, Аквавивский диоцез исчезнет в качестве церковно-административной единицы, растворившись в окрестных епископствах[781]. Вместе с Паулином выступили Прим епископ Ателлы и Палладий епископ Сальпина. По-видимому, их диоцезы играли не последнюю роль в церковной жизни Италии, ибо епископы данных маленьких городов из всей массы присутствовавших епископов сочли за должное высказаться на Соборе Папа Иларий в заключение повелел нотариям – чиновникам своей канцелярии, издать для сведения всех протоколы заседания Собора, что свидетельствует, несомненно, о том, что протоколы заседания Собора как церковного суда велись с целью демонстрации того, каким образом реально понимаются и применяются нормы канонического права, каким образом требования Церкви осуществляются в практической жизни. Бесспорно, что эта мера была даже более действенна, чем простое издание окончательных постановлений Собора в виде Соборного послания, что, впрочем, также было исполнено в виде послания папы Илария Асканию Тарраконскому. Представляется целесообразным процитировать данное послание, подписанное из-за того, что дело осложнилось письмами из ряда городов Испании и Африки, лишь в январе 466 года.

В послании Тарраконским епископам папа Иларий отметил, что многие епископы различных испанских городов – и даже из Карфагена – писали в Рим по поводу дела Сильвана Калагурского, извиняя его. Иларий определил, что без согласия и ведома митрополита Аскания никто не может быть в Тарраконской провинции рукоположен первосвященником на основании постановлений Никейского Собора, тем самым осуждая Сильвана Калагурского. Затем папа Иларий предписал, чтобы новый епископ для Барсинонской Церкви был избран барсинонским клиром и рукоположен Асканием. В середине письма папа повторил решения своего Римского Собора о качестве клириков, позволяя допускать в священство имеющих одну жену, не вдову или отвергнутую, а также запрещая рукополагать неграмотных, получивших увечье, препятствующее служению, или кающихся. Иларий указал также на то, что папский субдиакон Траян должен будет следить, чтобы все, о чем написано, было соблюдено. В заключение Римский епископ повелел удалить Иренея из Барсеноны в его старую церковь, пригрозив, что если он не подчинится, тогда «remouendum se ab episcopali consortio esse cognoscat»[782] («пусть знает он, что должен будет удаленным быть от епископского сообщества»). Таким образом, папа Иларий в своем послании довольно точно отразил в кратком виде постановления своего Собора, приняв тем самым на основании норм канонического права прошение тарраконских епископов о запрещении Сильвана Калагурского, но не удовлетворив их просьбе о разрешении Иренею Егарскому быть преемником Нундинария Барсенонского по назначению.

Римский Собор 465 г., бесспорно, является важной вехой на пути становления Римской кафедры в качестве верховного арбитра в делах церковных провинций на Западе. Уже в конце IV в., несмотря на противоречия, связанные с вмешательством императоров в церковные дела, фигура Римского