В карманах у него было не больше шиллинга, а номер в гостинице, даже самый дешевый, стоил не меньше трех. Потому он торопливо зашагал к центру города (не решаясь потратить на трамвай ни гроша из малых своих средств). Может быть, встретит в кафе кого-нибудь, кто согласится дать ему немного взаймы. Гордвайль сам был удивлен, что все происшествие так мало его затронуло. Все, что он ощущал, — лишь своего рода неудовольствие, которое спокойно можно было отнести на счет новой ситуации, в которой он внезапно оказался. Сердце говорило ему, что не следует придавать большой важности всему этому. Гнев Теи стихнет, и все образуется. Он не мог поверить, что это конец всему, главным сейчас было достать немного денег взаймы и найти гостиницу. В известном смысле, он был даже доволен таким выходом. Все лучше, чем быть в ее власти, чтобы она могла вымещать на нем свою ярость.

Холодно не было. Только легкий, моросящий дождик, по-летнему теплый, летел ему в лицо. Мостовая почернела и все больше сверкала влажным блеском. Почти пустые, катились трамваи, да иногда электрический провод над ними вспыхивал лентой светло-голубого огня, издавал треск наподобие сухого валежника и мгновенно угасал. Внезапно ураган гнева заставил его остановиться. Что?! Комната ведь принадлежит ему в такой же мере, как ей, даже больше! Он там и раньше жил, и она еще выгоняет его?! У него возникло желание немедленно вернуться и войти в дом силой. Она не имеет никакого права выгонять его из его же комнаты! Но спустя минуту он опомнился и пошел дальше. Право, в таком открытом скандале не стоит подливать масла в огонь.

В кафе не оказалось ни единого знакомого. Поразмыслив, Гордвайль решил заказать черный кофе и подождать: авось, кто-нибудь еще зайдет. Однако прошло полчаса, но никто не появился. Было уже полдвенадцатого. Гордвайль стал сильно нервничать. Придется отдать за кофе последние гроши! Он полистал вечернюю газету, чтобы немного рассеяться, но ее содержание совершенно не доходило до него, и он выпустил газету из рук. Будь все это летом хотя бы! Но теперь! Да еще дождь! Провести ночь под открытым небом в такое ненастье! Уже сейчас Гордвайль чувствовал себя крайне усталым. «Ладно, ничего не поделаешь!» — почти в полный голос сказал он. Решил остаться здесь до закрытия кафе, до полвторого ночи, а потом отправиться гулять по улицам. Смирился с неизбежностью.

Когда официант оказался рядом с его столиком, он вдруг спросил его, не появлялся ли здесь кто-нибудь из его друзей сегодня вечером. Да, были, но ушли за минуту до вашего, сударь, прихода. Был господин Астель с барышней и второй господин, рыжеватый. Посидели с час и вместе ушли.

«Вот и все!» — подумал Гордвайль.

— Скажите, — заговорил он с официантом, — вы живете далеко отсюда?

— Я-то? Неблизко. Рядом с Западным вокзалом.

— Как же вы добираетесь домой после закрытия? Трамваи-то уже не ходят!

— А пешком. Всего час. Иногда иду на станцию Франца-Иосифа, а оттуда «кольцевым» трамваем. Он останавливается на всех остановках.

— Тяжелая работа, а?

— Да уж нелегкая, я думаю! Все время на ногах с трех часов дня и до двух ночи!

Официант присвистнул в усы. Разговор о работе явно польстил ему, теперь она казалась ему особенно значительной.

— Все думают, — продолжал он, — что быть официантом легко, а это, между прочим, совсем не просто! Порой задарма работаешь целый день! Вся прибыль коту под хвост из-за какой-нибудь крохотной ошибки, про которую даже не знаешь, когда и как она приключилась! На прошлой неделе у меня был такой случай. Стал подсчитывать дневную выручку и на тебе! Недостача в десять шиллингов. Пришлось заплатить из собственного кармана. Одни убытки были в тот день. Так что не думайте, что официант получает до десяти шиллингов чаевых в день! Бывает, что и половины этого не выходит!

— Да-да! — согласно кивнул Гордвайль. Внимание его уже обратилось на другое, и последние слова официанта не достигли его слуха. — У вас есть семья? Ну жена, дети? — спросил он вдруг.

— А как же, есть! Два сына у меня. Старший в этом году заканчивает народную школу. Пожалуйста! — повернулся он к посетителю за третьим столиком, пожелавшему расплатиться.

«Два сына», — отозвалось в голове у Гордвайля, и он с завистью посмотрел вслед официанту в белоснежном фартуке, доставшему пухлую записную книжку, полную банкнот.

В дверях появился Перчик и сразу же устремился к столику Гордвайля.

«Вот оно! — подумал Гордвайль. — И я ему ничего не должен. Правда, он свинья!»

И загадал: если тот сядет к его столику не спросив разрешения, то желаемое будет достигнуто, если же нет — тогда плохо.

— В столь поздний час ты сидишь в кафе один! — заметил Перчик. — Совсем на тебя не похоже!

Он сказал это с легким смущением, которое обозначалось на его лице всякий раз, когда он оказывался с Гордвайлем наедине, и смысл которого Гордвайль никогда не мог уяснить. Перчик улыбнулся и занял стоявший рядом стул. «Не стоит упускать момент, — пронеслось у Гордвайля в голове. — Если отложить это на потом, будет еще труднее».

— Послушай, Перчик, — решился Гордвайль, — мне нужны деньги!

— А кому они не нужны? Сегодня всему миру нужны деньги!

Стараясь не смотреть Гордвайлю в глаза и словно пытаясь подкупить его, Перчик достал портсигар и предложил Гордвайлю сигарету. Гордвайль взял сигарету, но решение его осталось твердым.

— Мне нужно пять шиллингов — срочно! Ты должен обязательно ссудить мне!

— Пять шиллингов? Да где же я тебе возьму? Это же почти доллар!.. Я знаю, ты долги возвращаешь. Ты единственный, кто возвращает. И я бы охотно одолжил тебе — можешь мне поверить! Но где их взять в такое позднее время! Завтра — дело другое! У меня есть десять долларов, я обменяю их и дам тебе.

— Не ищи оправданий, Перчик! Давай свои десять долларов, я обменяю их у официанта. Он сможет это сделать, так что не увиливай!

— У официанта? Это невозможно! Он дает ниже курса, с какой стати я должен терпеть убытки?!

— Разница — за мой счет! Потом проверим сегодняшний курс и то, что он удержит, я тебе возмещу. Подожди, есть другая мысль: я тебе это возмещу сразу. Ты мне даешь пять шиллингов, удерживая сумму разницы, а я тебе буду должен ровно пять шиллингов. Идет?

— Это невозможно, я же не ростовщик какой-нибудь!

— Ну ладно! — сказал Гордвайль и махнул рукой. Неожиданно его охватила волна бесконечного отвращения к Перчику и ко всем этим мерзким уговорам. Он затянулся, глядя прямо перед собой, безграничная грусть овладела им, грусть, никак не связанная с нынешним его положением, с отсутствием квартиры и необходимостью бродить по улицам всю ночь. Гордвайль точно знал это. Потому что в конечном счете не все ли равно, прошляется ли он всю ночь или удостоится ночлега в какой-нибудь грязной постели в дешевой и не менее грязной гостиничке. При мысли об этой постели, возникшей вдруг перед его внутренним взором, его пронизала дрожь. Лучше уж прошагать всю ночь по улице. Но причина печали, охватившей все его существо, была глубже. Печаль уже давно коренилась в его душе, нынешняя его беда не породила ее, но лишь помогла подняться из глубин естества. И тут Перчик вымолвил: