В какую же сторону, по мнению В. Я. Петрухина, меняется теперь «ситуация» в историографии? А вот в какую: «Можно считать провидческим, — возглашает В. Я. Петрухин, — взгляд В. О. Ключевского на „хазарское иго“, как на отношения, способствовавшие развитию экономики славян… ныне исследователи в целом согласны с В. О. Ключевским, что „хазарское иго“ способствовало расцвету славянской культуры в Среднем Поднепровье, так как славяне были избавлены от набегов степняков» (с. 86, 87–88).

Если согласиться с последним «тезисом» В. Я. Петрухина, придется считать, что после разгрома Каганата, при Владимире Святом и Ярославе Мудром, культура Среднего Поднепровья, то есть прежде всего Киева, была уже менее способна к «расцвету»…

Впрочем, пойдем по порядку, ибо буквально все приведенные положения В. Я. Петрухина искажают реальное положение вещей.

В «период борьбы с космополитизмом» Б. А. Рыбаков действительно определял Хазарский каганат как «небольшое паразитарное государство», жившее только «за счет транзитной торговли». Но он вовсе не утверждал, что для его разгрома нужен был «богатырский народ» (хотя и считал народ Руси именно таковым); Б. А. Рыбаков даже обвинял автора «Повести временных лет» Нестора в своего рода фальсификации: «Нестор, создавая литературный образ Вещего Олега… должен был создать для него и подвиги, достойные той роли, которую придумал для него. Олег под пером Нестора… освобождает славянские племена от хазарской зависимости». И необходимо «очень осторожно отнестись к рассказу русской летописи начала XII в. об уплате дани хазарам». Б. А. Рыбаков пытался доказать, что-де «Хазария в IX–X вв. была в силах лишь укреплять свою северо-западную границу по Дону и не помышляла (даже! — В. К.) о выходе в степи севернее Саркела»[380], — то есть хазарской крепости, расположенной почти в 1000 км (!) от Киева…

Поэтому по меньшей мере странно только что приведенное высказывание В. Я. Петрухина, согласно которому представление о Каганате как о «носителе „ига“, более страшного, чем татарское», будто бы возросло на основе «традиции», заложенной «в период борьбы с космополитизмом», — «традиции», выразившейся «особенно в работах Б. А. Рыбакова». Дело обстоит как раз прямо противоположным образом. Ибо именно в позднейший «период», через десять лет после появления процитированных работ Б. А. Рыбакова, в 1962 году, был издан объемистый трактат видного историка и археолога М. И. Артамонова «История хазар» (имя его, кстати сказать, неоднократно упоминается — и во вполне «позитивном» плане — в книге В. Я. Петрухина), в котором решительно пересматривался взгляд Б. А. Рыбакова.

М. И. Артамонов писал, в частности: «Б. А. Рыбаков, больше всего озабоченный тем, чтобы представить Хазарию незначительным ханством… особенно возмущен теми размерами хазарских владений, которые очерчены в письме царя (хазарского. — В. К.) Иосифа… Однако вышеизложенные данные из истории хазар со всей убедительностью свидетельствуют, что Хазарский каганат был действительно огромной империей, обнимавшей почти всю южную половину Восточной Европы»[381].

Вместе с тем, писал далее М. И. Артамонов, «принятие иудейской религии было… роковым шагом. С этого времени… наступила эпоха посреднической торговли и паразитического обогащения правящей верхушки. Новое правительство справедливо не верило своему народу и держалось на копьях мусульманской гвардии. Талмудическая образованность не затрагивала массы, оставаясь привилегией немногих. С этого времени роль Хазарского каганата стала резко отрицательной… Самым могучим врагом иудейской Хазарии, — заключает М. И. Артамонов, — стала Киевская Русь, на пути экономического и политического развития которой она оказалась. Последствием столкновения было полное и окончательное уничтожение Хазарии… Впрочем, так же относились к воинствующему хазарскому иудаизму и другие связанные с хазарами народы… Необходимость бороться с эксплуататорами из Итиля стимулировала объединение… вокруг золотого стола Киевского, а это объединение, в свою очередь, создало возможность и перспективу для бурного роста не только русской государственности, но и древнерусской культуры» (с. 457–458), — в том числе богатырского эпоса; М. И. Артамонов отмечает: «В русском эпосе память о хазарах сохранилась в былинах о Козарине и Жидовине, необыкновенном великане, с которым сражаются Добрыня и Илья Муромец» (с. 446).

Итак, если для В. Я. Петрухина неприемлема определенная «традиция» в понимании Хазарского каганата, он должен был бы видеть ее истоки не в кратких статьях Б. А. Рыбакова, написанных «в период борьбы с космополитизмом», но в обширнейшем (около 40 авт. листов!) трактате М. И. Артамонова, изданном в период так называемой «оттепели» (трактат был подписан в печать в 1961 году).

Не исключено, впрочем, что В. Я. Петрухин «отвергает» и трактат М. И. Артамонова (хотя и упоминает не раз имя этого ученого — в отличие от имени Б. А. Рыбакова — без каких-либо нападок); в частности, для В. Я. Петрухина явно неприемлемо то определение Каганата как «паразитического» государства, которое дано М. И. Артамоновым (как и ранее Б. А. Рыбаковым). Но тут уж ничего не поделаешь. С. А. Плетнева, о работах которой вполне «положительно» упоминает В. Я. Петрухин, в своей изданной в 1986 году книге «Хазары» утверждает, что Каганат являл собой «типичное паразитирующее государство». В нем «большую роль играла… спекулятивная перепродажа… судя по археологическим данным, изменился даже характер ремесла… изготовлялись вещи, предназначенные для массовой продажи, сделанные небрежно, наспех»[382].

Чтобы убедиться в «паразитирующем» характере Каганата, достаточно, скажем, ознакомиться с тщательным исследованием (возможно, неизвестном В. Я. Петрухину) виднейшего знатока восточной нумизматики А. А. Быкова «Из истории денежного обращения в Хазарии в VIII–IX вв.»[383]. В этом исследовании доказано, что в Каганате изготовлялись арабские монеты — диргемы, которые, притом, чеканились весьма небрежно; точности в исполнении, как пишет А. А. Быков, «не придавали значения, лишь бы на первый взгляд северо-западных (то есть прежде всего русских. — В. К.) и северных (булгар и других волжских народов. — В. К.) соседей хазар монета походила на привычные им арабские дирхемы, что служило для них первой гарантией качества». Вместе с тем, «на монетах был знак… который напоминал понимающим (то есть правящему в Каганате слою. — В. К.) о происхождении монет» (с. 67).

А. А. Быков показывает, что эти «монеты чеканились в Итиле, резиденции кагана и административном центре Каганата» (с. 68), и, значит, в этом государстве существовали, так сказать, фальшивомонетчики на высшем государственном уровне, хотя их продукция предназначалась не для выброса на «мировой рынок», а для использования среди населения, не обладающего знаниями, дающими возможность отличить подлинный диргем от поддельного (в частности, знанием арабского языка).