— You’d better shut the fuck up![99]— He знаю, знаком ли летеха с американским жаргоном, но понял он меня отлично.

— Что случилось, Арт? — Лешка подбежал, сжимая в руках автомат. Парень уже слегка оклемался после смерти наставника, хотя когда узнал про смерть Саши, плакал навзрыд.

— У этих гадов в лесу была пеленгационная машина и десять человек. Всем тревога! — Развернувшись к пленному, я спросил, на этот раз по-немецки. Дымов хоть с пятого на десятое, но его понимал: — Где должен был находиться пеленгатор?

— Строго к югу от этой деревни. На том берегу реки. Метров четыреста от маленького поселка.

«Это у Загати. — Что и где находится в окрестностях, я помнил хорошо. — Мы как раз оттуда по приезде Загатье в бинокль разглядывали — очень удобная точка. Связисты, наверное, тоже так поступили и, значит, весь бой рассмотрели. Но проверить в любом случае надо!»

— Леха, помнишь, где мы стояли, когда к деревне только подъехали? Берешь Мишку и пулей туда. Только вдоль речки идите — вас под кручей видно не будет — и автоматы прихватите.

— На мотоцикле может?

— Нет! С той точки дорога чуть ли не до середины села просматривается, а немцы уже знают, что мы почти всех побили. По этому берегу на юго-запад до амбара, там речку вброд перейдете и вкругаля к ним в тыл выйдете. Они, скорее всего, уже удочки смотали и смылись, но вдруг смелые оказались? — Я снова повернулся к лейтенанту: — Where the nearest unit you can call for reenforcment is located?[100]

— Mogilev. — «Что-то слишком быстро он на вопрос ответил, причем сказал вещь настолько очевидную, что от нее за версту подлянкой несет. А впрочем, при любом раскладе у нас пара часов в запасе есть, даже если безопасники могут напрямую выходить на командиров армейских частей, ближайшая километрах в тридцати».

— Давай, Леха, шевели булками! На все про все даю час!

Взгляд со стороны. Тотен

Окрестности села Городище Кличевского района Могилевской области, БССР. 24 августа 1941 года. 21:47.

— Вот фигли некоторые жизнью наслаждаются, пока другие работают? Где честность в этом мире?! — Серегин голос раздался совсем рядом, прямо за стеной амбара.

Пришлось ответить:

— Больше всего, дорогой, меня в этом мире удивляет не несправедливость, а зависть людская! Можно подумать, ты перетрудился!

— Подумать — можно! — разрешил Док, входя. — Но пока мы там стойко переносим тяготы и лишения воинской службы, некоторые штабные — пальцем показывать не будем — валяются на сене.

— Мне положено — я думаю.

«Впрочем, за сегодня всем действительно пришлось побегать: командир словно целью задался такой — умотать всех. Причем Ване с Сережкой досталось поболе других, пожалуй. Может, Саша действительно решил, что пора со „штабных“ жир согнать. Тогда почему меня так рано на покой отпустил?»

— Я и говорю — штабной!

В принципе, языками с Серегой фехтовать можно до бесконечности, но терпения у меня на долгую пикировку никогда не хватало.

— Чего хотел-то?

— Да ничего, скучно стало. — Не знаю, то ли война так на нашего врача повлияла, а может, он раньше просто не мог с нами наговориться после долгой разлуки, но в последнее время и он особой болтливостью не отличается. Максимум через пятнадцать минут словесный понос сам прекращается! А на Открытиях сезона мог ведь и по часу-два длиться…

— Э, ты только не вздумай! — прикрикнул я на него, заметив, что Серега достал из кармана портсигар. — Сено вокруг!

«Интересно все-таки, на какие детали иной раз внимание обращаешь — ребята, которые на боевые ходят, вроде Антона или Саши-Люка, курить стали меньше, а Док почти все время в расположении — и смолит как паровоз. Практически постоянно цигарка во рту. Хотя ему-то что нервничать?»

— А, прости, задумался… — Сигарету он убрал, но портсигар в карман не спрятал. — Как думаешь, скоро прилетят?

— Так ведь не нашли место пока…

— А хрен ли его искать? Вон к западу от села сплошные поля идут. Садись — не хочу.

— Ага, прям в поле, на виду у всей деревни.

— У тебя что, Алик, стеснительность повысилась. Я считаю, что надо резче — сели, погрузились в темпе и улетели.

— Тотен — Фермеру! — в разговор вмешался голос командира из рации.

— В канале!

— Ты про сеанс не забыл, часом?

— Через минуту буду.

Сашу, как и ожидалось, я обнаружил под высоченной липой, росшей буквально в паре шагов от сеновала. Еще полчаса назад на дерево, как самого молодого, загнали Казачину. Антенну натянуть и за окрестностями наблюдать во время сеанса. Хотя хрен он там чего разглядит — к вечеру небо затянули плотные облака, отчего уже сейчас было достаточно темно.

— Пришел? Садись давай, — и командир показал мне на расстеленный на траве брезент. Посмотрел затем на часы и переключил «вертекс» на нужную частоту:

— Бродяга — Фермеру! Бродяга — Фермеру!

Несколько секунд спустя через помехи прорвался далекий голос:

— В канале Арт.

— Как у вас? Прием.

— Хреново у нас. Были атакованы противником в количестве примерно полусотни рыл. Поисковая группа. Отбились. Бродягу убили, Сему ранили. Мы отошли в лес на север — через «железку».

Мы замерли.

— Не понял тебя, Арт. Повтори! — Я заметил, как побелели костяшки руки, в которой Саша сжимал рацию.

— Повторяю: пришла поисковая группа немцев. ГэЭфПэ. Повторяю — Григорий, Федор, Петр. Конкретно по нашу душу — я их старшого порасспросил подробненько. Бродяга в бою погиб. Атаку мы отбили — уничтожено сорок два человека живой силы противника. Проведена эвакуация. Сейчас базируемся в районе точек.

Первым порывом было немедленно вскочить и бежать к машинам. В голове непрерывным циклом ворочались две мысли: «Там же ребята!» и «Старый погиб!»

— Если что, пешком оторваться сможете?

— Вряд ли — барахла слишком много, да и Приходько в ногу, как назло, ранен, — прорвался сквозь помехи голос Антона. Треск, кстати, только усилился, да и на горизонте посверкивало изрядно.

— Понял тебя, Арт! Оставайтесь на месте, мы завтра вернемся. Как понял меня?

— Понял тебя отлично. Отбой.

— Отбой. — Саша аккуратно положил рацию на брезент и принялся в задумчивости теребить кончик носа — есть у него такая привычка. Мешать ему вопросами не стоило, а потому я просто сложил ладони рупором и крикнул Казаку: