Как и в Суздале, здесь, в лагере, был сначала 31 генерал: 22 немецких, 6 румынских и 3 итальянских. Мы жили вместе с фельдмаршалом в двух комнатах, генералам были предоставлены комнаты на одного, двух и нескольких человек. Мы были обрадованы хорошо обставленными столовой и залом для культурных мероприятий.

Здесь также имелась богатая лагерная библиотека. Некоторые генералы постепенно преодолели антипатию к политическим книгам. Кое-кто начал пересматривать свои взгляды. Внешне как будто бы проявлялось единодушие, но при ближайшем рассмотрении во «фронте» генералов все же можно было обнаружить увеличивающиеся трещины. Существовали противоположные мнения о целях войны Германии, о НСДАП и о Советском Союзе. Иногда различные точки зрения остро сталкивались. В первые недели после нашего прибытия в Войково обозначились три группы генералов. К первой из них относились те, кто искал новых путей и обсуждал, как избавить немецкий народ от проводившейся Гитлером катастрофической политики. Пожалуй, дальше всех зашли Латтман и д-р Корфес. Вторая группа внутренне порвала с Гитлером и его системой. Но она еще колебалась, делала много оговорок, не видела нового пути. К ней в то время я мог бы отнести фон Зейдлица, фон Ленски, Вульца и себя самого. К третьей группе относились неисправимые, которые отчаянно держались за старое. Ею руководили генералы Гейтц, Роденбург, Шмидт, Сикст фон Арним. Они придерживались правила: до тех пор, пока мы живем вместе, мы позаботимся о том, чтобы все держались твердо.

Наконец, были генералы, позицию которых вообще трудно было определить. Они обычно не участвовали в спорах. В то время фельдмаршал Паулюс старался держаться в стороне от всех дискуссий. Он хотел успокоить страсти, укротить все чаще поднимавшиеся волны.

Уже в первые дни после нашего прибытия в Войково Шмидт был переведен в другой лагерь. Группа Гейтца, Роденбурга, Сикста фон Арнима сожалела об этом. Однако, кроме Роденбурга, у Шмидта не было настоящих друзей среди генералов. Поэтому его отъезд не очень затронул оставшихся.

При генеральском лагере, как называли Войково, была рабочая рота, состоявшая поровну из немецких, румынских и итальянских пленных. Она поставляла кухонный и обслуживающий персонал, а также ординарцев для генералов. Среди пленных немецких солдат было много таких, которые не только отреклись от Гитлера, но и высказывали мнение, что нужно открыто выступить против Гитлера и его войны. Эти солдаты организовали лагерную антифашистскую группу. Они не только привлекли на свою сторону большинство своих товарищей, но и призвали генералов к борьбе против Гитлера и его системы. Это наделало много шума. Как смеют солдаты так разговаривать с генералами! Генерал-полковник Гейтц больше всех неистовствовал и ругал этих коммунистов, как он их называл. Однако антифашисты не дали себя запугать. Будучи рабочими, крестьянами или ремесленниками в солдатских мундирах, они поняли гораздо быстрее, чем мы, что гитлеровская война не принесла немецкому народу ничего, кроме лишений и страданий.

В середине июля по нашим рядам прокатилась буря негодования, вызванная новой газетой на немецком языке, которая распространялась в лагере, — газетой «Фрейес Дейчланд». Там было написано черным по белому, что 12 и 13 июля 1943 года в Красногорске под Москвой немецкими эмигрантами и военнопленными немецкими офицерами и солдатами, преимущественно из числа сражавшихся под Сталинградом, был основан Национальный комитет «Свободная Германия». Несколько экземпляров газеты, которые мы получили, переходили из рук в руки. Основной интерес был вызван не содержанием манифеста к германской армии и германскому народу, а именами тех, кто его подписал. Каждый из нас находил имена офицеров и солдат, которых он знал, которых он когда-то ценил. Как могли они пойти вместе с коммунистами? Этого было достаточно, чтобы всех их предать проклятию. Одновременно было с удовлетворением констатировано, что речь шла почти исключительно о молодых офицерах, которые «легкомысленно нарушили свою присягу». Больше всех были взбудоражены генералы. Я тоже не был исключением. Могло показаться, что в оценке этого шага действительно имелось единодушие. Однако умы постепенно успокоились. Многие из нас начали более трезво смотреть на случившееся. Мы изучили содержание манифеста Национального комитета «Свободная Германия» к германской армии и немецкому народу. Чем больше я углублялся в него, тем больше вынужден был говорить себе, что подписавшие воззвание решились на этот необычный шаг вследствие сознания своей ответственности перед немецким народом и глубокой заботы о его будущем. Они исходили из того, что Гитлер вел Германию к гибели. Так, в манифесте говорилось:

«Никогда внешний враг не ввергал нас, немцев, в пучину бедствий так, как это сделал Гитлер.

Факты свидетельствуют неумолимо: война проиграна. Ценой неслыханных жертв и лишений Германия может еще на некоторое время затянуть войну. Продолжение безнадежной войны было бы, однако, равносильно гибели нации.

Но Германия не должна умереть! Быть или не быть нашему отечеству — так стоит сейчас вопрос.

Если немецкий народ вовремя обретет в себе мужество и докажет делом, что он хочет быть свободным народом и что он преисполнен решимости освободить Германию от Гитлера, то он завоюет себе право самому решать свою судьбу и другие народы будут считаться с ним. Это единственный путь к спасению самого существования, свободы и чести германской нации.

Немецкий народ нуждается в немедленном мире и жаждет его. Но с Гитлером мира никто не заключит. Никто с ним и переговоров не станет вести. Поэтому образование подлинно национального немецкого правительства является неотложнейшей задачей нашего народа».[100]

Каждый вечер фон Ленски, Вульц, Роске и я ходили гулять по улице лагеря. Мы дискутировали о положении на фронтах, а также по поводу Национального комитета. В оценке военной ситуации мы были полностью согласны с манифестом и сообщениями, печатавшимися в газете «Фрейес Дейчланд». За полгода, прошедших со времени поражения на Волге, были потеряны Ливия и Тунис и главное — была проиграна битва под Курском. Семнадцать немецких танковых дивизий, усиленных 60-тонными танками «тигр» и 70-тонными самоходными артиллерийскими установками «фердинанд», повели наступление на участке фронта в 70 километров. Значит, одна танковая дивизия приходилась на четыре километра фронта! Еще никогда вермахт не сосредоточивал на ограниченном пространстве столько наступательной мощи! Однако немецкое летнее наступление 1943 года было сорвано Красной Армией за несколько дней. В ходе контрнаступления советские войска 4 августа освободили города Орел и Белгород и продолжали продвигаться дальше на запад.[101]Сколько понадобится времени, чтобы они достигли Харькова, даже Киева? Мы знали, что Германия не располагала резервами, которые можно было бы противопоставить наступавшим армиям противника. В манифесте совершенно правильно говорилось: