Он имел в виду «Динамо», которое тогда было кагэбэшной командой. Предупрежденный секретарем Семичастного, я взял с собой таблицы с графиками и результатами футбольных матчей и обрисовал положение динамовцев. Я признался Семичастному, что болею за «Спартак», чем очень удивил председателя КГБ. У меня ведь все друзья были спартаковцы – Юра Фалин, Леха Корнеев, Толя Крутиков. В свое время я играл за завод «Красный пролетарий», добрался до первого разряда. Впоследствии один из игроков «Красного пролетария» (фамилию не помню) перешел в «Спартак». С тех пор я дружу с этой командой. Перед поездкой на матч спартаковцы собирались в автобусе напротив Малого театра. И мне с Лубянки было недалеко. Однажды пришел в форме. Спартаковский тренер Никита Павлович Симонян был крайне удивлен: «Игорек, так ты динамовец! Подслушиваешь наши разговоры!» Долго убеждал, что я преданный болельщик его команды. После матча мы по пути из Лужников выходили на Кутузовском, где я тогда жил, брали выпивку… Симонян вслед кричал: «Чтобы завтра все были трезвыми!»

– Что входило в ваши обязанности как адъютанта Ивашутина?

– Предварительно записывал на прием к генералу, докладывал ему, а он уже решал, кого и когда примет. Просились в основном начальники управлений, кадровики. Однажды в приемную зашел Василий Сталин. Это было как раз перед его ссылкой в Казань. Он был в кителе без погон и сияющими золотом пуговицами с изображением Иосифа Сталина. Таких пуговиц я ни до ни после ни у кого не видел. Мне даже показалось, что они действительно золотые. Пропуск Василию я не заказывал. Его, видимо, привез кто-то из руководства. Выглядел Василий Сталин крайне уставшим, удрученным, хотя был трезв, что тогда с ним случалось редко.

– А когда пришли в Главное разведывательное управление?

– Это я помню точно – 18 марта 1963 года. Тогда за измену Родине полковника Олега Пеньковского с должности начальника ГРУ убрали генерала армии Ивана Серова. Петра Ивановича однажды вызвали в Центральный Комитет партии. Приезжает он оттуда и говорит: «Игорь (он всегда называл меня так), у тебя военная форма есть?» – «Да, – говорю, – есть». – «Готовь форму, мы идем в армию».

Как потом стало известно, Ивашутина назначили в ГРУ по рекомендации министра обороны Родиона Малиновского, который знал его по совместной службе в Великую Отечественную войну.

– Что в ГРУ говорили о Пеньковском?

– Тогда все было закрыто. Знали, что Пеньковский – предатель, и все. В ГРУ мы все трое в один день получили очередные звания: Ивашутин – генерал-полковника, Чистяков – полковника, я – старшего лейтенанта.

Петр Иванович тогда в шутку заметил: «Теперь мы сравнялись – у всех по три звездочки». А я ему в ответ: «Хорошо бы еще оклады уравнять»…

– То есть и вы могли шутить в его адрес?

– Да, он относился к подобному терпимо. Вообще он к людям относился по-человечески. Каждый год 18 марта поздравлял меня с днем рождения. И всякий раз спрашивал: «Сколько лет мы уже в ГРУ?» Хотя, конечно, помнил и сам, память у него была отменной. Он помнил фамилии главарей банд бандеровцев, которых ловил, помнил главарей банд афганских моджахедов, даты командировок на войну до дня ее окончания включительно. В 2000 году, уже на пенсии, в телефонном разговоре вставил:

«А помнишь, как вы с генералом Сечкиным выпили наш коньяк?»

А история такая. В феврале 1972 года мы возвращались из командировки в Монголию. Ивашутин, генералы Шмырев Петр Спиридонович, Сечкин Константин Ефимович и я, майор. Во время посадки в Омске Шмырев, дрожа от холода, захотел коньячку для «сугрева» и попросил меня убедить в необходимости этой процедуры «батю», то есть Ивашутина. Я пошел на хитрость и говорю: «Петр Иванович, с нами летит знакомый врач, он рекомендовал для профилактики выпить немножко коньяку, поскольку в Москве еще холоднее». Уловка удалась.

– Обвели вокруг пальца главного военного разведчика?!

– Выходит, так. В депутатском зале я разлил коньяк по фужерам и пригласил генералов. А тут объявили посадку. Петр Иванович по совету Сечкина велел отказаться от коньяка. Со Шмыревым мы пошли «отказываться» и все выпили. В самолете Ивашутин это понял. Я никогда не слышал, чтобы он, самым грубым словом которого было презрительное «деятель», так ругался матом на Сечкина за то, что послушался его и сразу пошел на посадку.

– Но Ивашутин же был трезвенником…

– Петр Иванович действительно не пил вообще, но раз доктор порекомендовал, он бы грамм пятьдесят выпил. Он следил за своим здоровьем, занимался физкультурой, делал зарядку. Однажды на пляже в нашем управленческом санатории в Эшерах (Абхазия – Авт.) я увидел необыкновенно крепкого человека и говорю жене Тае:

«Смотри, какой атлет, какая мускулатура!» – «Да это же Петр Иванович!» – узнала жена.

Кстати, и этот санаторий, и это здание ГРУ («стекляшка – Авт.), как тогда говорили, пробил, то есть построил, Ивашутин. До этого управление размещалось в тесном двухэтажном здании на Гоголевском бульваре…

– Я слышал, что он как депутат Верховного Совета много сделал для Северной Осетии…

– С тогдашним министром гражданской авиации Бугаевым они были друзья и построили аэродром в Беслане. С помощью Ивашутина было сооружено множество жилых домов в городах Садоне и Алагире, возвели стадион, завезли племенных коров из Тулы. Он «пробивал» для республики новые автобусы, личные автомобили. О проделанной работе, как тогда говорили, Петр Иванович всегда докладывал аксакалам. И в конце добавлял:

«Скажу также по секрету…»

Аксакалы, знавшие его как главного военного разведчика, были крайне довольны, хотя ничего секретного он, конечно, не говорил. Осетины принимали его с широким размахом, однажды даже перегородили горную речушку бульдозером, чтобы Петр Иванович мог руками поймать форель. В таких житейских эпизодах он был наивным. Потом, поняв уловку, сказал: «Ловил рыбу на удочку, ловил сеткой, а на бульдозер не ловил ни разу».

Во время застолий он выливал рюмку в рот, а потом незаметно выплевывал…

– А кто бывал в приемной генерала Ивашутина?

– Он был, наверное, единственным начальником Главного разведывательного управления, к которому считали долгом прийти на прием послы СССР в разных странах мира – во время отпуска или по окончании командировки. Начальники управлений ГРУ, которые курировали те или иные страны, под большим секретом давали мне для передачи Петру Ивановичу списки наших сотрудников, работавших там под «крышей» посольства, торгпредства, «Аэрофлота». Радио и телевидения, «Автоэкспорта» и так далее, чтобы знать, о ком вести речь.

Помню, приходили послы – в Соединенных Штатах Добрынин, в Германии Семенов, приходила Зоя Миронова, представитель нашего МИДа в Швейцарии. Потом наши ребята, приезжая из-за рубежа, говорили с восхищением:

«Ты знаешь, Игорек, как в лучшую сторону изменилось к нам отношение посла!»

Когда пришел к руководству ГРУ преемник Ивашутина Михайлов, послы перестали ездить. Говорят, что кто-то из них попытался действовать в прежней манере, но ему в аудиенции отказали. С этого и пошло. И если раньше дипломаты говорили: «Ребята, вы такие же молодцы, как и ваш начальник», то потом слово молодцы поменяли на «му… ки». Все это отразилось на работе сотрудников ГРУ за рубежом.