Мы имеем грандиозные возможности для пополнения бюджета. По моим оценкам, каждый год происходит чистый отток порядка ста миллиардов долларов. Если бы мы перекрыли этот отток финансовых средств, то, наверное, бюджет был бы раза в два больше. Плюс – возвращение тех гигантских резервов, которые оказались в оффшорных юрисдикциях. Там суммы измеряются не миллиардами и даже не сотнями миллиардов долларов. По моим оценкам, в оффшорах содержится от трёх до четырёх триллионов долларов.

Образно резюмируя: когда бросают зерно, то оно прорастает, если падает на подготовленную почву, а не на асфальт. К сожалению, сегодня наше государство представляет из себя именно этакое асфальтовое пространство. И если какие-то зёрна появляются и вбрасываются, то попадают на асфальт, высыхают и гибнут.

– Валентин Юрьевич, в конце июня в Турции прошли досрочные парламентские и президентские выборы. По их итогам Турция из парламентской республики сделалась президентской, должности премьер-министра больше не существует, глава государства получил широкие полномочия. Мнения экспертов о причинах досрочных выборов расходятся. Кто-то говорит, что Эрдогана заставила перенести выборы ухудшающаяся экономическая ситуация в Турции, кто-то, наоборот, считает, что экономика Турция на взлёте, и Эрдоган не захотел упустить выгодную для себя ситуацию. Каково Ваше мнение на этот счёт? Будет ли в Турции стабильность, в том числе и экономическая, после этих выборов?

– Действительно, это событие очень важное. После президентских выборов Эрдоган получил большие полномочия. Предвыборная кампания была очень скоротечной и очень энергичной. Было видно, что никакой особой долгосрочной экономической стратегии у Эрдогана нет. Но это – его стиль. Эрдоган – человек тактический, может крайне быстро, иногда на 180 градусов, поменять свои решения и свои взгляды. Достаточно вспомнить события 2015 года, когда резко оборвались отношения Турции с Россией. Но уже в 2016-м; после попытки государственного переворота в Турецкой Республике, отношения между нашими странами вернулись примерно в то же состояние, которое было до 2015 года. Поэтому сложно говорить о том, как видит президент Эрдоган среднесрочную и долгосрочную перспективу развития турецкой экономики. Он пришёл на этот пост в 2014 году, а до этого на протяжении 11 лет был премьер-министром Турецкой Республики. Как это ни парадоксально, в бытность свою премьер-министром, когда он прежде всего должен был бы заниматься экономическими вопросами, Эрдоган особенно в экономику не вникал. Эту ситуацию можно сравнить с парусником, в паруса которого дует попутный ветер. Так получилось, что в период пребывания Эрдогана в качестве премьер-министра, в паруса экономики Турции дул попутный ветер, и таким «попутным ветром» являлись иностранные инвестиции, которые довольно активно приходили в турецкую экономику. И в отдельные годы она показывала приросты ВВП, сопоставимые с темпами экономического роста Китая. А когда Эрдоган занял президентское кресло и стал говорить то, что он раньше не говорил, это «неожиданно» совпало с осложнениями в экономике. Не думаю, что это случайное совпадение. Надо иметь в виду, что турецкая экономика не такая уж и большая: в рейтингах она занимает примерно 15-17-ю строчку (в зависимости оттого, как считается валовой внутренний продукт: по номинальной величине ВВП или по паритету покупательной способности). Но всё равно эта экономика небольшая и достаточно открытая. Поэтому ветер перемен может меняться очень быстро. Что и произошло в 2014 году. Эрдоган, ставший жёстким националистом, начал всё чаще вспоминать эпоху Османской империи. Это насторожило западных партнеров, и как раз в это время Брюссель заявил, что в ближайшей и среднесрочной перспективе Турции не светит место в Европейском Союзе. Это первое.

А второе – это поведение Центрального банка Турецкой Республики, на что я особенно хотел бы обратить внимание. Известно, что центробанки сегодня используют ключевую ставку как основной инструмент влияния на экономику. Когда ЦБ Турции неожиданно стал резко повышать ключевую ставку, Эрдогана это сразу насторожило, и он потребовал от ЦБ её снижения, поскольку в 2014 году ключевая ставка была повышена чуть ли не двукратно – до 10 процентов (в России, к примеру, сегодня она составляет 7,25 процентов). Понятно, что это заблокировало экономическое развитие Турции.

– А почему ЦБ пошёл на повышение ключевой ставки? Поменялся инвестиционный климат в Турции?

– Да ничего подобного. Просто ветер подул в другую сторону. Начался отток капитала. Здесь мы опять возвращаемся к вопросу, кто и как управляет этими самыми «ветрами мирового рынка». А управляют ими «хозяева денег», в частности, используя такой инструмент, как рейтинговые агентства. Специально посмотрел, как в 2014–2015 годах выставлялись рейтинговые оценки «большой тройкой» – Standart & Poor's, Fitch Ratings и Moody's: хотя ничего принципиального не произошло в экономике Турции, агентства стали резко понижать эти оценки. Соответственно, ЦБ повысил ключевую ставку, что привело к тому, что экономическое развитие Турции остановилось: в 2015 году был очень серьёзный спад, который начался в конце 2014-го. Эрдоган начал довольно плотно заниматься экономикой и быстро понял, что главным виновником этой ситуации является Центральный банк. Хотя его представители разводят руками и вопрошают: «А мы-то тут причём? Мы спасаем турецкую лиру потому что отток капитала стал приводить к резкому падению курса турецкой денежной единицы. Инфляция стала разгоняться, мы повышаем процентные ставки, изымаем денежную массу и таким образом боремся с инфляцией». Очень похоже на то, что происходит сегодня в России, когда Центробанк держит на высокой планке ключевую ставку, ссылаясь на то, что таргетирует инфляцию. Эрдоган чётко и громко сказал, что чем выше ключевые ставки, тем, наоборот, быстрее разгоняется инфляция. Что очень важно, это не говорит ни один президент сегодня, включая президента Путина.

– Ещё до заявлений Эрдогана Вы постоянно говорили, что это – именно так. Почему к очевидным выводам не прислушиваются?

– Повышение ключевой ставки означает, что кредиты становятся дорогими. Предприятия и компании вынуждены брать кредиты. Соответственно, основной статьёй расходов становится их обслуживание. Соответственно, растут и издержки, повышаются цены. Вот такая логика. То есть тут перепутаны причина и следствие. И ещё один момент, связанный с падением курса валюты. Это не сопряжено напрямую с деятельностью Центрального банка страны. Это связано с тем, что за пределами страны «хозяева денег» дирижируют потоками капитала – и не только, кстати, через рейтинговые агентства. Вторым инструментом являются те же самые ключевые ставки, но это – ключевые ставки центральных банков ведущих западных стран. Как не вспомнить про Федеральную резервную систему, которая сейчас стала повышать ключевую ставку? И это, безусловно, меняет направление ветра в мировой экономике. Поэтому Эрдоган в своей короткой предвыборной кампании посвятил два пункта Центральному банку. Во-первых, он сказал, что, получив дополнительные полномочия президента, будет добиваться лишения Центробанка статуса независимого института. Вероятно, Эрдоган попытается сделать Центральный банк Турецкой Республики одним из институтов исполнительной власти, так, как это сегодня имеет место в Китайской Народной Республике. Или как это было в Советском Союзе. И второе, что заявил Эрдоган: он будет добиваться радикального снижения ключевой ставки, потому что только в первую неделю 2018 года она резко повысилась с 8 % до 16,5 %. А ещё через неделю взлетела до планки 17,75 %. Это совершенно запредельные величины. Самое «удивительное», что Центральный банк Турецкой Республики повышал ключевую ставку, но при этом обесценение турецкой лиры продолжалось, и в мае, когда уже велась активная предвыборная кампания, турецкая лира вплотную приблизилась к планке валютного курса 5 лир за один американский доллар. Это где-то в три раза больше, чем было три года назад. Подобное обесценение валюты можно наблюдать, к примеру, в Венесуэле или в экономически слаборазвитых странах Африки.