Лейла опустилась на пол. Наверное, Андрей сейчас ждет ее звонка… Ее стали одолевать разные вопросы. Интересно, как бы она повела себя, если бы выпила со всеми? Вышли бы наружу ее беспокойство, страх и любовь? Как она поведет себя, если спадут оковы, и она, как выразилась Нина, окажется наедине со своими страданиями?

Пьяный человек похож на безумного: и в том, и в другом случае достигается состояние предельной внутренней гармонии и глубокого равнодушия к остальному миру. Хочешь плакать – плачь. Хочешь любви – люби. Тоскуешь – поспеши к любимому, не раздумывая.

Потом Лейла неожиданно задалась вопросом: правда ли, что она не пьет из-за того случая или по причине ее арабского менталитета?

Несмотря на тяжелые последствия того злополучного стакана водки, память хранила испытанное тогда странное ощущение, будто весь мир вокруг стал легким, а предметы плывут, как невесомые. Словно все было иллюзорным, ненастоящим. Как прост и беззаботен этот мир, когда он освобождается от груза правды!

Как часто ей хотелось вновь пережить то ощущение, но она отказывалась и воздерживалась, мотивируя тем, будто не желает даже думать о выпивке.

Причина была в ее происхождении и воспитании.

В тот вечер на даче Лейла обнаружила скрытое противоречие в своем поведении. Совершенный ею грех, считающийся куда более тяжким, чем питье, заставил ее отказаться от спиртного. И этот отказ – один из способов скрыть последствия греха.

Сидя на полу темного коридора, она услышала собственный голос, почему-то обращенный к Людмиле, находящейся по ту сторону двери:

– Ты знаешь, Люда?

– Что? – спросила та глухо из-за двери.

– Я думаю, что не пью, поскольку я арабка.

– Я тоже так думаю, – донесся изнутри ответ Люды.

Лейла не была пьяна, но этот момент истины опьянил ее. Ей нравилось, что в коридоре темно, что дверь ванной заперта и она не видит собеседника, нравилось, что этот человек – Люда, которая, как ей кажется, всегда видит голую правду – абсолютную, жестокую и прекрасную.

Внезапно ей захотелось сейчас, в этом темном коридоре, перед закрытой дверью ванной, поговорить с Людой об Андрее.

Как бы хотелось обрести сейчас хоть малую толику безумства прошлых лет!

Лейла хорошо знала это безумство, поскольку часто бывала одержима им. А с Андреем, которого любила больше всех, она теперь боится потерять разум. Ах, если бы отец так не переменился! Всякий раз, когда она вспоминала его печальное лицо, полное разочарования, смирения и безнадежности, сердце ее разрывалось, и стыд – и только стыд – душил ее, когда она думала о своем неподчинении ему. «Он может умереть», – говорила себе Лейла. Он может умереть, так и не подняв руку, чтобы дать ей пощечину. Она никогда не простит себе этого! И в то же время Лейла не знала, что делать с безумной радостью, охватившей ее от встречи с Андреем. В тот момент она не могла понять, кто из них жертва на самом деле: она или отец? Что делать?

Она спросила:

– Что делать, Люда?

– Я и сама не знаю, – ответила та из-за двери.

Неожиданно вошла Вера.

– Черт! Вы где? И что вы тут делаете, черт возьми? Вам больше нравится эта сырость в доме, чем солнце на дворе?

Лейла встала и начала стучать в дверь ванной. Вера присоединилась к ней, недоумевая:

– Да что ты там делаешь, черт возьми? – казалось, она не способна произнести ни одной фразы, не упомянув черта.

– Стираю, – ответила изнутри Люда.

– Какого черта ты стираешь?

– Стираю одежду. Она очень грязная.

Через мгновения щелкнул замок, и они увидели Люду, совершенно голую. Отперев дверь, Людмила быстро побежала обратно к ванне. Увиденное поразило Лейлу и Веру: вся одежда Люды вместе с нижним бельем и обувью плавала в воде, и она терла без разбору то одежду, то себя. Вода была мутная, и Люда все повторяла: «Я грязная! Я вам честно говорю: я грязная!»

Сцена показалась Лейле до такой степени забавной, что она не удержалась от смеха. Схватившись за живот от душившего ее хохота, она невольно опустилась на пол. Потом, прекратив смеяться, посмотрела на Люду. Та, перестав стирать, безудержно рыдала.

* * *

Лейла добралась до своей квартиры на следующий день, в полдень. Всю дорогу она напевала:

– Ой, цветет калина в поле у ручья.

Парня молодого полюбила я.

Парня полюбила на свою беду,

Не могу открыться, слов я не найду…

Вчера, оторвав Люду от стирки и просидев затем час в тишине, они продолжили празднование. Лейла знала: таков традиционный сценарий русских застолий – пьют, веселятся, а когда вдруг обнажаются скрытые обиды, горько плачут до тех пор, пока на душе не станет легче, будто по среди стены раскрывается окно, и все начинают глядеть сквозь него на мир с младенческой радостью. Так случилось и в этот раз. Обиды внезапно улеглись, и подруги пошли танцевать, покачиваясь и напевая в один голос:

– Ой, цветет калина…

Единственным событием, выходящим за рамки традиционного сценария, оказалось решение Лейлы выпить.

– Ты получишь боевое крещение! Сегодня вечером ты станешь русской, – заявила Люда, наливая ей вино.

Это было чудесное ощущение, и Лейла почувствовала опьянение еще до того, как отхлебнула первый глоток. А когда выпила и получила «крещение», она, словно по велению сердца – твердому и не допускающему сомнений, забыла обо всех огорчениях и распахнула душу навстречу радости – радости возвращения Андрея!

Разум ее не помутился, как в тот раз, когда она выпила изготовленное подругой «лекарство», но Лейла вновь испытала странное ощущение, когда весь мир вокруг кажется легким, а предметы плывут в нем, как невесомые, и будто все вокруг иллюзорное и ненастоящее. Как прост и беззаботен этот мир, когда он освобождается от груза правды!

Она плясала и пела вместе с Людой и ее подругами.

В тот весенний вечер Лейла чувствовала себя русской. Или, быть может, они стали арабками? Она не знала. Но в тот вечер их, казалось, не разделяло ничто: четыре женщины сидели в одном красивом уголке земного шара, каждая со своими заботами, весельем, печалью и надеждами, как все живущие и когда-либо жившие на этой Земле. И не было между ними существенных различий. К такому выводу пришла Лейла, и ей казалось до смешного нелепым даже предположить, будто ее от них отделяет что-то непреодолимое.

Разумеется, эти размышления стекались в русло одной главной мысли, которая пронизывала тело, душу и сознание Лейлы: ничто не разлучит ее с Андреем! Они всего-навсего женщина и мужчина, любящие друг друга. В этом заключается суть, а все остальное – блеф и чепуха.

Возвратившись к себе в квартиру к полудню следующего дня, Лейла тут же побежала варить кофе. У нее болела голова. И, казалось, причина не в выпивке, – боль причиняла вернувшаяся вместе со всеми сомнениями и страхами ясность сознания.