Но вот Артемьев падает, обожженный «огнем», который бросил в него Гроза, и Павел приходит в ужас, оставшись без его поддержки. Опасаясь, что не сможет скрыть свое предательство от Трапезникова, Павел в полной панике пытается сжечь «Поединок», однако это замечает Нюша и подозревает что-то неладное в поступках «лопаря», которого она всегда недолюбливала. Понимая, что она все расскажет Трапезникову, Павел безжалостно бьет ее поленом по голове. Это видит Викентий Илларионович, который был у своего приятеля-телеграфиста и лишь к вечеру вернулся домой… В это мгновение Артемьев приходит в себя и восстанавливает связь между собой и Павлом.

Понимая, что Кузьмин их выдаст и его нельзя оставлять в живых, Артемьев внушает Павлу убить Викентия Илларионовича и спрятать труп в погребе. Однако он опасается Трапезникова, который может проникнуть в самые темные бездны сознания Павла и узнать о его предательстве. Поэтому Артемьев погружает Павла в гипнотическое оцепенение, внушив ему полное забвение случившегося до тех пор, пока он не услышит сигнальное слово «Ромашов», произнесенное именно Артемьевым. Трапезников случайно упомянул эту фамилию – и Павел очнулся, совершенно не помня, что случилось. Побуждаемый любопытством, он просит Грозу узнать, что происходит на чердаке…

Это все были чудовищные, потрясающие открытия, но не они заставили Грозу оледенеть от ужаса. Павел предал их, да, но в своих действиях он почти постоянно находился под контролем Артемьева, тот руководил его поступками. А вот Гроза по своей воле, всего лишь из неодолимого любопытства, оставил Трапезникова и его соратников без охраны, украдкой наблюдал за ними, пропустив появление Артемьева и сделавшись таким же его соучастником, как Павел…

А там, на чердаке, все еще трещат выстрелы. Там убивают тех, кто доверился ему!

Черные глаза Артемьева словно бы вонзились в его глаза. Гроза пытался «бросить огонь ему в лицо», однако не смог даже сосредоточиться. Слишком много сил отняло у него пустое любопытство!

Слишком много сил…

Внезапно он осознал, что выстрелы стихли. Зазвенело выбитое стекло, и кто-то крикнул, высунувшись из чердачного окошка:

– Готовы! Все!

Грозе не надо было объяснять, что это значит.

Ноги у него подогнулись. Он упал на колени и взглянул на Артемьева с мольбой. Однако это не было мольбой о пощаде – он молил о смерти, он жаждал расплаты за все, что совершил.

Артемьев поднял «наган», его палец медленно потянул спусковой крючок.

«Скорей!» – подумал Гроза, стиснув зубы и не опуская глаз. Горе, ненависть к себе мешали ему дышать. Каждое лишнее мгновение жизни было пыткой. Он мечтал о выстреле, о смерти как о минуте счастья. Не будет ничего, будет тьма, но это все же лучше, чем боль, которую он не в силах перенести!

Вдруг страшно, отчаянно закричала Лиза, и этот крик заставил Грозу оторваться от гипнотизирующих глаз Артемьева.

Что-то смутно белело посреди двора, словно бы облако, напоминающее человеческую фигуру. Очертания его то расплывались, то обретали четкость, и в какой-то миг Грозе почудилось, что он видит Трапезникова и даже слышит его голос! Эти слова, эти прощальные слова…

Но его увидел также и Артемьев. Он отшатнулся было, но тут же овладел собой и вскинул «наган», однако Гроза метнулся вперед и успел заслонить собой тень Трапезникова.

Поздно!

Грянул выстрел.

– Нет! Не надо! – тонким голосом взвизгнул Павел и заплакал в голос.

Светлый призрак исчез.

Гроза тяжело рухнул наземь. Какие-то мгновения он еще чувствовал, что пуля разорвала ему грудь, словно кто-то в самом деле бросил огонь в его сердце и выжег его дотла. Потом все исчезло.

Лиза упала рядом с ним без сознания. Павел то пытался ее поднять, то тряс Грозу, бессмысленно, отчаянно крича:

– Нет, нет, не надо! Я не хотел!

Артемьев наклонился над Грозой, поднял веки над его закатившимися глазами, нащупал слабое биение пульса на горле, выпрямился и с облегчением сказал:

– Мальчишка выживет, я уверен! Выживет – и будет служить новой России. Мы все будем ей служить!

Ничего этого Гроза не слышал. В его ушах звучал угасающий голос Трапезникова:

«Имя самого великого мага из тех, кто явится сегодня сюда, – Время. Да-да, то самое время, которое неумолимо и все ставит на свои места. Если этот великий маг будет на нашей стороне, победа останется за нами. Если же он предпочтет помочь нашим противникам, победят они. Но мы должны будем принять победу или поражение с одинаковым смирением, потому что такова воля Времени. Прощай, Гроза! И помни: mors meta malorum. Смерть – конец страданий!»

Эпилог

Трупы Гали и Клавы были в тот же день обнаружены каким-то дачником, гулявшим с собакой. Диспетчер трамвайной линии из Сокольников заявила в милицию о человеке, который побежал в лес за Галей, а потом, по словам продавщицы сельпо, очень странно вел себя в магазине. Постепенно удалось установить, что его описание совпадает с описанием внешности мужчины, найденного в Москве, на пустыре близ Спартаковской, без сознания, без денег и документов.

Он долго находился в глубоком обмороке и, даже очнувшись, ничего о себе не помнил. Однако со временем личность его выяснилась…

Очень может быть, что бывшего сотрудника 2-го отдела ГУГБ НКВД отправили бы в тюрьму или даже в лагерь за двойное убийство. Однако уголовное дело против него закрыли в связи с тем, что он был признан невменяемым и отправлен в психиатрическую лечебницу. Впрочем, врачи очень сомневались в возможности его выздоровления. Он все забыл о себе: и кем он был, и кого искал, и то, что его звали Павлом Мецем, и то, что некогда был заклеймен кличкой «Ромашов» и в своем сознании полностью слился с этим именем. Он почти все время молчал, а если начинал говорить, то крайне неразборчиво. Если же кому-то взбредала охота вникнуть в смысл его слов, то слушатели со смеху покатывались. Пациент Мец, захлебываясь слюной, невнятно описывал какого-то темноволосого мальчика с очень синими глазами, одетого в мутно-серую, испещренную черными пятнами, словно бы забрызганную грязью, неподшитую рубаху. Мальчик мучительно корчился, пытаясь эту рубаху вывернуть наизнанку, не снимая с себя, но уверяя, что там, с изнанки, она чиста и белоснежна.