Вышел во двор, стоял босой на траве и смотрел, как бледное солнце, поднимаясь с востока, рассеивало туман в долине реки.

«Наверное, здесь же стоял Осслунд, – подумал Юханссон, – и независимо от того, говорим мы о ранней весне или конце лета, нет красивее места на всей земле».

Он вернулся в дом, принял душ, оделся, дышалось свободно, как прежде, в виде исключения была полная ясность в голове.

Он дома. Наверное, в этом причина, решил Юханссон.

После плотного завтрака они поехали в собственный охотничий тир Эверта опробовать новый штуцер Юханссона, который оружейник переделал по спецзаказу, а Макс уже пристрелял для него.

Результат превзошел все ожидания. Уже после двадцати выстрелов у него все пошло как по маслу с новым спусковым крючком. Не говоря уже о том, чтобы поворачивать верхнюю часть туловища и крепко держать приклад и ложу ружья, с чем у него изначально не возникло проблем.

– Я узнаю тебя, Ларс, – сказал Эверт и кивнул одобрительно.

Даже Макс не смог скрыть удивления, пусть никогда не видывал никого, стрелявшего лучше его самого.

В воскресенье вечером Юханссон встретился со своими товарищами-охотниками в сторожке Эверта, находившейся среди леса в центре охотничьих угодий. Все получилось как обычно: те же лица, те же истории, тот же смех, та же еда и столь же много крепкого спиртного. Юханссон даже позволил себе третью рюмку и не вспомнил о жене, подняв ее и чокаясь с остальными.

– Черт, как хорошо нам, богатым, – сказал Эверт три часа спустя, сидя с вечерним грогом перед пылающим камином. – Забудем тоску, печали, все беды и проблемы. У нас есть мясо, и есть огонь, и шнапс, чтобы успокоить душу… Выпьем, парни. – Он поднялся на шатких ногах.

– Сейчас я поеду домой и лягу, брат мой, – сказал Юханссон. Он был самым трезвым из всей компании, хотя и находился за тысячи километров от своей супруги. Если не брать в расчет Макса, конечно, вообще не выпившего ни капли за весь вечер.

– Ты не хочешь побороться на руках? – спросил Эверт.

– Мы займемся этим утром, – ответил Юханссон.

«Как же хорошо дома», – подумал он. И ему явно понадобился приличный щелчок по голове, прежде чем он понял, чего лишился пятьдесят лет назад.

Первый лабаз находился всего в нескольких сотнях метров от дома, где он вырос. На краю широкой просеки, заканчивавшейся у реки в нескольких километрах вниз по течению. Там обычно начинали, и, насколько Юханссон помнил, всегда с долины реки и прибрежных склонов ниже усадьбы.

– Что, черт возьми, вы с ним сделали? – спросил Юханссон и кивнул в направлении крытого помоста на дереве, где он сидел последние двадцать лет.

Традиционные деревянные ступеньки заменила лестница с перилами по сторонам.

«Прямо как вход во дворец», – подумал Юханссон. Этот лабаз достался ему от отца, когда тот посчитал себя слишком старым. Поскольку ему казалось, что Ларс Мартин умеет охотиться гораздо лучше, чем его старшие братья.

– Эверт присылал меня сюда, – пояснил Макс.

– И когда? – поинтересовался Юханссон.

– В тот день, когда вы, шеф, вернулись из больницы.

– Предусмотрительно с его стороны, – заметил Юханссон. – Братца, наверное, начала мучить совесть за все то, что он вытворял со мной в детстве.

Юханссон вскарабкался вверх и опустился на широкий помост.

– А ты куда собрался? – спросил он Макса, который находился на полпути к нему.

– Я думал расположиться рядом с вами, – сообщил Макс.

– Об этом можешь забыть, – отрезал Юханссон. – Если обещаешь молчать и сидеть тихо, то можешь, пожалуй, пристроиться немного ниже. Иначе попадешь под облаву.

– Я разговаривал с Эвертом…

– Забудь, – перебил его Юханссон. – Плевать нам на Эверта. Давай-ка отвали. Нам надо охотиться.

– О’кей, – сказал Макс, пожал плечами и сделал, как ему сказали.

«Нет места красивее на нашей планете, – подумал Юханссон. Он глубоко дышал чистым утренним воздухом, ласкавшим его щеки и подбородок. – Никогда мне не будет так хорошо». И в то же самое мгновение, казалось, кто-то резко надавил ему на грудную клетку. Надавил с такой силой, что он не смог даже перевести дух. Кто-то, гораздо более сильный, чем Макс, который сидел всего в паре метров под его ногами и никогда не встречал никого сильнее себя самого.

«В этот раз уже не бонус», – подумал Ларс Мартин Юханссон, и эта мысль стала последней.

В понедельник 20 сентября, через три недели после смерти Ларса Мартина Юханссона, генеральный директор и шеф полиции безопасности решил снять скрытую охрану Стаффана Нильссона. По его мнению, ситуация разительно изменилась после того, как бывший шеф Государственной криминальной полиции перешел в мир иной. Скорее всего, Юханссон ведь был единственным, кто помимо СЭПО знал, что именно Нильссон убил дочь Йозефа Саймона более двадцати пяти лет назад. В любом случае Нильссон, похоже, вернулся к своей прежней жизни, а если бы у него сейчас возникло желание попросить о защите, то ему следовало сделать это в обычном порядке.

– Что ты об этом скажешь, Лиза? – поинтересовался генеральный директор. – Поправь меня, если я не прав, но, по-моему, у нас хватает более важных дел, на которые следует тратить деньги.

– Я целиком и полностью согласна с шефом, – сказала Лиза Маттей и приложила руку к животу, как бы защищая его от неведомой опасности.

«Бедный Ларс», – подумала она.

В пятницу 1 октября колокола церкви Марии Магдалены в Сёдере в Стокгольме отзвонили по страннику и охотнику из Одалена, закончившему свой жизненный путь месяц назад.

Этот месяц был наполнен скорбью для его супруги Пии, и сегодня она в первый раз и всего на мгновение позволила прорваться раздражению, накопившемуся у нее за значительно больший срок.

«Чертов Ларс, – подумала она. – Почему ты никогда не слушал меня? В виде исключения мог ведь сделать, как я тебе говорила».

После церковной службы все собрались в любимом ресторане Юханссона недалеко от его дома, чтобы за трапезой еще раз вспомнить усопшего. Вся многочисленная родня Ларса Мартина, его бывшие коллеги из полиции Стокгольма, Государственной криминальной полиции и СЭПО, все до единого старые филины вроде него самого, естественно, с Ярнебрингом во главе.

Постепенно атмосфера стала достаточно оживленной, и воспоминания полились рекой. Ларс Мартин Юханссон был не из тех, кого, предав земле, сразу же забывают, хватало хороших историй о нем, которые требовалось рассказать еще раз.

Даже Пия не удержалась от смеха, несмотря на горе, обрушившееся на нее. Она теперь жила одна в слишком большой квартире, ставшей для нее постоянным напоминанием о другой, гораздо лучшей жизни. И уже решила продать ее, после очередной бессонной ночи, проведенной наедине с массой безответных вопросов, роившихся у нее в голове.