Саркастическая ухмылка исказила лицо Главного казначея.

– Совершенно неважно, что вам интересно, а что нет. Ваши пристрастия не имеют ровным счетом никакого значения. Говорю вам: вас требуют. Имейте, по крайней мере, мужество занять то положение, которое вам предоставляют, и отдавайте себе отчет в последствиях ваших поступков…

Он протянул руку, чтобы вести ее на праздник. Со вздохом Катрин поднялась на несколько ступенек, подала мужу руку и спросила:

– Что вы хотите этим сказать?

– Только то, что сказал: в эту минуту ваше место не на лестнице!

Он довел ее до парадного зала, ярко освещенного в этот пасмурный день. Здесь царил оглушающий шум. Свадебный обед был необычайно веселым, и многие гости были уже пьяны. Смех, крики, шутки доносились от одного стола к другому. Эти три огромных стола были поставлены буквой П вдоль зала. Их обслуживала целая армия лакеев, подносивших огромные блюда, которые поварята поднимали из кухни, с первого этажа. Стольники и кравчие бегали все быстрее. И только новобрачные и герцог Филипп были молчаливы. Ришмон и Маргарита, держась за руки, смотрели друг на друга и даже не думали о еде. Молчаливый Филипп смотрел прямо перед собой с отсутствующим видом. Он единственный заметил, как Гарен вел Катрин на ее место. Его лицо сразу просветлело, он нежно улыбнулся молодой женщине.

– Вот видите, вас действительно ждали! – прошептал Гарен на ухо своей жене. – Ваше присутствие творит чудеса, клянусь честью! Посмотрите, как приветлив его светлость! Уверяю вас, он был ужасно мрачен.

Издевательский тон мужа уязвил Катрин, которую нетрудно было вывести из себя. Она пожала плечами:

– Ну, в таком случае вы сами должны сходить с ума от радости. Вы добились своего!

Садясь за стол, она улыбнулась Филиппу.

Обед показался ей бесконечным. Никогда в жизни она еще так не скучала. Но этот день преподнес ей еще один сюрприз. Можно было подумать, что все свидетели ее прошлого решили вернуться к ней в один и тот же миг! На приеме, состоявшемся после пира, где собралась вся знать герцогских провинций, много англичан, бретонцев и даже несколько французов, молодая женщина заметила прелата в роскошной одежде, вокруг которого толпилось множество гостей. Вся его одежда была из роскошной фиолетовой парчи, украшенной драгоценными кружевами и золотом. Великолепный нагрудный крест из бриллиантов сверкал на его круглом животе. Ему было между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами. От него веяло гордостью и процветанием. Высокий, крепко сбитый, довольно жирный, он производил бы величественное впечатление, если бы не неприятное выражение хитрости на его длинном плоском лице. Он говорил громким голосом с сильным реймским акцентом, который что-то напоминал Катрин. Она уже где-то видела этого человека. Но где?

Наклонившись к сидевшей рядом с ней мадам де Вержи, она кивнула в сторону епископа и спросила:

– Кто это?

Аликс де Вержи обратила на нее удивленный и слегка снисходительный взгляд:

– Неужели вы не знаете епископа де Бове? Ну конечно, вы ведь не так давно при дворе.

– Может быть, я не знаю епископа де Бове, но я знаю этого человека. Как его зовут? – резко возразила Катрин.

– Пьер Кошон, конечно! Один из лучших людей нашего века и один из самых горячих сторонников союза с англичанами. О нем много говорили на соборе, и несколько месяцев назад регент Бэдфорд сделал его главным священнослужителем Франции. Замечательный человек.

Катрин с трудом сдержала гримасу. Пьер Кошон! Подручный Кабоша-живодера – капеллан Франции? Со смеху можно умереть! Ее алый рот выразил такое отвращение, что мадам де Вержи поразилась.

– В Париже о нем тоже много говорили несколько лет назад. Тогда он снюхался с убийцами и вешал честных людей только за то, что они думали не так, как он! И вот он уже епископ? Достойного же служителя приобрел Господь в его лице! Познакомьте меня с ним, пожалуйста!

Пораженная Аликс де Вержи подчинилась. Уверенность этой маленькой буржуазной выскочки ошеломила ее. Она осмеливалась с презрением говорить о таком священнослужителе, как монсеньор де Бове, а ведь ему покровительствовал герцог. Несколько мгновений спустя Катрин была удостоена чести поцеловать епископский перстень. Она сделала это, сдержав гримасу отвращения, потому что это кольцо украшало пухлые, жирные пальцы. Но вопреки здравому смыслу ей хотелось столкнуться с Кошоном.

– Мадам де Бразен, – вкрадчиво сказал епископ, – я счастлив познакомиться с вами. Мы в Совете очень ценим вашего мужа – выдающегося финансиста. А с вами я, видимо, еще никогда не встречался, потому что не забыл бы об этом. Я помню лица всех встреченных мной людей, а такие лица, как ваше, не стираются из памяти мужчины… даже если он священник.

– Ваше преосвященство слишком добры! – сказала Катрин, изобразив смущение. – А ведь мы уже встречались, хоть и давно.

– Неужели? Вы меня удивляете!

Продолжая говорить, они сделали несколько шагов в сторону, и люди, окружавшие их, поняв, что прелат хочет на несколько минут остаться наедине с прекрасной Катрин, отстали. Среди них была и Аликс де Вержи. Кошон продолжил их разговор:

– Ваш отец был, может быть, одним из подданных покойного герцога Иоанна? Он был моим драгоценным другом! Прошу, напомните мне вашу девичью фамилию…

Катрин со смешком покачала головой:

– Мой отец не был приближенным Иоанна Бесстрашного, ваше преосвященство, и если я говорю, что вы знали его, то имею в виду совсем другое. На самом деле вы его повесили!

Кошон отшатнулся от нее.

– Повесил? Дворянина? Мадам… если бы подобное свершилось по моему приказу, я бы об этом не забыл!

– А он не был дворянином, – продолжила Катрин спокойно и намеренно мягко. – Это был обычный горожанин… скромный ювелир с моста Менял в Париже. Это было десять лет назад. Его звали Гоше Легуа, это имя должно вам кое-что напомнить. Вы и ваш друг Кабош повесили его, потому что бедная невинная девочка спрятала в своем погребе молодого человека… другого невиновного, которого убили на моих глазах.

При упоминании имени Кабоша два красных пятна проступили на жирных бледных щеках епископа де Бове. Он не любил, когда ему, епископу, напоминали о его прошлых, весьма сомнительных связях. Но его маленькие желтые глазки цепко впились в Катрин.

– Так вот почему ваше лицо мне знакомо. Вы – маленькая Катрин, ведь так? Мне простительно, что я не узнал вас, вы очень изменились. Кто бы мог предположить…

– …что скромная дочь ремесленника доберется до бургундского двора? Ни вы, ваше преосвященство, ни я, безусловно. Тем не менее это так. Судьба – капризная штука, не правда ли, монсеньор?

– Очень странная! Вы напоминаете мне вещи, о которых я хотел бы забыть. Вы видите, я откровенен с вами. И я буду еще более откровенен: я не испытывал никакой личной вражды к вашему отцу. Может быть, я бы даже спас его, если бы это было возможно. Но у меня такой возможности не было!