И это тоже не удивило, поскольку Гаджиев повторял: «Вы можете играть хорошо, и мы способны обыгрывать любую команду». Словосочетание «любую команду» шло от него с первых же собраний и тренировок. Панического настроения не было ни дня. Ни с чьей стороны.

Главный тренер разговаривал с каждым – с кем-то индивидуально, с кем-то в нашем с Карякой присутствии. Разговоры были ненавязчивые, никто ни в какие кабинеты игроков не приглашал. Иногда за стол во время обеда присядет, иногда после тренировки у поля. Все как бы спонтанно, естественно.

Спрашивал: «Мы выйдем из этой ситуации?» И каждый говорил, что выйдем, сомнений не заметили ни у кого. Игроки были объединены одной целью – и это единение не нарушилось даже из-за плохих результатов вначале.

Хотя в пяти матчах с соперниками, равными нам по силам, набрать всего два очка – это, конечно, было психологически тяжело. Начали-то с двух ничьих – 0:0 с «Торпедо» и 1:1 с «Уфой». Но дальше – 0:1 от «Урала», 0:3 дома с «Рубином», 0:1 – в гостях с «Мордовией». Последнее место, три очка отделяли нас от пятнадцатого места, пять – от спасительных стыков.

При этом по игре никому не уступали. Но ничего забить не могли. Вот как объяснить, что Баланович в игре с «Мордовией» не попал с метра в пустые ворота? А ведь игрок хороший. Не просто так, наверное, Аленичев его к себе в «Арсенал» хотел.

Никакого поиска крайних мы не устраивали. У нас к тому времени больше чем у половины состава заканчивались контракты, и в таких ситуациях во многих клубах людей начинают сажать на скамейку, поддушивать. Но мы на это вообще не смотрели. Не случайно среди лучших в концовке сезона оказался один из свободных агентов, Коломейцев, – спокойный, тихий парень, который все доказывал своей игрой. То, что летом он перешел в «Локомотив», – его собственная заслуга.

И когда все было плохо, и он, и остальные игроки, все как один говорили: «Мы верим!» Потому что никто нас не переигрывал – даже «Рубин». Мы при 0:0 несколько раз забить могли, пропустили лишь в добавленное к первому тайму время, а второй и третий мячи получили уже в контратаках в конце, когда тылы оголили.

После той игры сидели за столом, обсуждали происходящее, с нами был генеральный директор «Амкара» Игорь Резвухин. И Гаджиев вдруг сказал: «Давайте я уйду, встряхну команду. Надо что-то поменять». Он никогда не держался за свое место, и контракт-то изначально всего на полгода подписал. Но руководство сказало: «Ни в коем случае».

Я-то понимал, что этого не случится. Мы игру анализировали, видели, что должно прорвать. Как бы я себя повел, если бы мне предложили стать и. о.? Не знаю, потому что это сослагательное наклонение. Чего об этом задумываться, если не предлагали? А Резвухин в ту же секунду сказал: «Нет».

После проигрыша «Мордовии» у нас и состоялась та часовая встреча с болельщиками на холоде, где Гаджиева спросили: «Когда вы уйдете из команды?» Гаджи Муслимович не вскипел и спокойно ответил: «Я вообще-то руководству говорил, что готов подать в отставку. Но они ее не приняли».

Меня тогда же спросили: «Почему у нас команда без характера?» Пообещал, что команда будет биться до конца и характер этот покажет. Так и получилось. А болельщики, которые из-за плохих результатов ходить на «Звезду» перестали, вернулись на стадион.

Люди-то пермские в футболе хорошо разбираются и видят, когда команда есть, а когда ее нет. На «Зенит» в предпоследнем туре пришло уже двенадцать тысяч. Реальных двенадцать, а не те «девять», которые на домашние матчи «Локомотива» ходят. На бумаге…

Но в конце первой декады апреля, когда мы проиграли «Мордовии» и опустились на последнее место, о двенадцати тысячах не приходилось и мечтать. Нас уже почти все – кроме нас самих – «похоронили». Ведь впереди были матчи со всеми лидерами, и первый из них – с действующим чемпионом, ЦСКА.

* * *

Гаджи Гаджиев:

– Приглашение возглавить «Амкар» и мое решение пойти туда получились каким-то резкими. Перед Новым годом я собирался уезжать отдохнуть с семьей. И тут последовал звонок. Слетал в Пермь, послушал. Руководители хотели, чтобы я подписал контракт на полтора-два года. Я отказался: «Давайте полгода поработаем, а потом видно будет».

Исходя из этого, начал прикидывать, кого мне взять в помощники – кто мог бы согласиться пойти на такой короткий срок. Первым в голову пришел Каряка, который играл у меня и в Самаре, и в Раменском, и в Нижнем Новгороде. Он только закончил карьеру игрока, и в тренерской профессии начинал с нуля.

А потом, уже уехав с семьей в Турцию, постоянно прокручивал в голове: кого взять? Перебирал всех игроков, с которыми работал. И даже не могу объяснить, почему из десятков, если не сотен, у меня перед глазами всплыло лицо Вадима Евсеева. Примерно то же самое было и в «Сатурне» с Андреем Гордеевым. Анализировал, кого можно туда пригласить, и точно так же возникло лицо Гордеева. Почему-то понял, что у него получится, он может стать неплохим тренером. И в данном случае тоже мне показалось, что Евсеев – как раз тот человек, который нужен Перми. И, к счастью, я не ошибся.

Никаких справок не наводил. Ни в Иванове, где он работал в «Текстильщике» помощником у Дмитрия Парфенова, ни в ВШТ, где Вадик учился у Андрея Лексакова и других преподавателей. Почему-то не посчитал нужным. Хотя это неплохо было бы узнать, нормальный вариант. Но теоретическая база волновала меня во вторую очередь. Если бы у меня самого имелись проблемы с образованием, то, наверное, выяснил. Но я знал все, что Евсееву рассказывают в Высшей школе тренеров. Учитывая, что сам много лет занимался научными проблемами подготовки футболистов.

Мне казалось, что я его неплохо понимаю, чувствую, что это за человек. Хотя Каряку знал чуть поближе, работал с ним гораздо дольше. Они с Вадиком знакомы хорошо, играли вместе и в «Сатурне», и в сборной. Его и попросил обратиться к Евсееву и спросить, не хочет ли он поработать вместе со мной. Для меня очень важной была его первая реакция на слова Каряки. Потому и не стал сам звонить, а попросил Андрея. Ответ последовал хороший: «С большим удовольствием пойду работать с Гаджи Муслимовичем».

Сомневаться перестал сразу после того, как принял решение. Хотя первые дни – это всегда ознакомление, притирка. В каких-то моментах возникало недопонимание, и это нормально. Речь о специальных тренерских вопросах, а не личностных – последних совсем не возникало. А возникали – с какими-то упражнениями, которые для чего-то нужно делать. Но прошло немного времени – и окончательно понял, что решение было правильным. К ним обоим – и к Евсееву, и к Каряке – отношение и в клубе, и со стороны болельщиков очень хорошее и уважительное.

Евсеев-игрок и Евсеев-тренер – это во многом два разных человека. Потому что это две разные профессии, и он это понял. У футболиста есть, конечно, очень много обязанностей, связанных с подготовкой, самой игрой, отношениями внутри команды. Но игрок отвечает только за себя. Может сказать: «Меня этот вопрос не волнует, главное – чтобы я выходил на поле и играл». Тренер такого сказать не может. Он отвечает за всех и обязан смотреть на вещи шире.