высказывал свое отвращение к конституционному образу правления. В разговоре с Кюстином он выразил это с особенной резкостью и прямотой. Говоря о том, что он был конституционным монархом, император имел в виду Польшу, где до восстания 1830 года действовала конституция, введенная Александром I в 1815 году. Революция дала Николаю повод покончить с ненавистным ему строем. В 1832 году был обнародован особый статут, на основании которого должна была управляться Польша. Этот статут, упраздняя существование Царства Польского как особой государственной единицы и низводя его на положение простой провинции, все же оставлял польскому народу некоторое самоуправление. Однако вследствие непрекращавшихся волнений польский статут никогда не был введен в действие, и область управлялась на основании военного положения, отмененного лишь со смертью Николая I. Этот режим являлся причиной величайшей ненависти поляков к русскому правительству, о которой так часто говорит Кюстин.

63

Принцесса Нассауская (1817–1871), дочь нассауского герцога Вильгельма, с 1837 года была замужем за принцем П. Г. Ольденбургским, племянником по матери Николая I.

64

Гораций — один из величайших римских поэтов Августова века. Наряду со своими знаменитыми сатирами и патриотическими одами он во второй половине жизни отдавал дань невинным лирическим излияниям, воспевая простоту и умеренность.

65

«Истинный друг» императрицы, о котором упоминает автор, несомненно, баронесса Цецилия Владиславовна Фредерике, урожденная графиня Туровская (1794–1851). Судя по дневнику Н иколая Павловича, она была неразлучна с Александрой Федоровной в тревожные дни междуцарствия. Даже проект манифеста Николай читал жене в ее присутствии (Междуцарствие 1825 г. и восстание декабристов в переписке и мемуарах членов царской семьи. М.; Л., 1926. С. 64–79). В 1840 году П. А. Плетнев в письмах к Я. К. Гроту упоминал о «знаменитой Сесилии, императрицыном друге», отзываясь о ней как о «тонко рассуждающей и очень умной женщине» (Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым. Т. 1. С. 61.; T. II. С. 777). Муж ее, барон Петр Андреевич Фредерике (1786–1855), однако же, не совершал геройских подвигов, приписанных ему Кюстином. В день 14 декабря он находился в лейб-гвардии Московском полку, которым командовал, и во время восстания полка, при попытке удержать солдат, был ранен князем Д. А. Щепиным-Ростовским. Непосредственный участник событий в Московском полку, М. А. Бестужев передает и этот эпизод отнюдь не в геройских тонах: «При нашем выходе из казарм мы увидели брата Александра. Он стоял подле генерала Фридрикса и убеждал его удалиться. Видя, что его убеждения тщетны, он распахнул шинель и показал ему пистолет. Фридрикс отскочил влево и наткнулся на Щепина, который так ловко рубнул его своею острою саблею, что он упал на землю» (Воспоминания Бестужевых. Пг., 1917. С. 107). Сам Щепин-Ростовский в следственном комитете указывал, что, когда Фредерике пытался говорить, солдаты кричали: «Поди прочь, убьем» (Восстание декабристов. М.; Л., 1925. Т. 1. С. 397). Не говорит в пользу Фредерикса и то обстоятельство, что он вовсе устранился от объяснений с солдатами и предоставил офицерам разъяснять им запутанную историю престолонаследия. Наконец, несправедливо и то, будто он остался без награды. Подруга императрицы, конечно, умела напомнить о своем муже. Сабельный удар Щепина сделал Фредерикса генерал-адъютантом.

66

Зоологический музей вырос, как и большинство музеев Академии наук, из петровского «Кунсткамера». Научная организация его началась, собственно, с 1831 года, и лишь накануне приезда Кюстина, в 1838 году, часть залов музея была открыта для обозрения. Редчайший скелет мамонта, сохранивший на голове и на ногах остатки кожи, вывезен был академиком Адамсом в 1808 году с устьев реки Лены.

67

Холера, занесенная в 1829 году из Бухары и Хивы в Оренбург, стала быстро распространяться и в 1830 году охватила уже почти всю Европейскую Россию, не исключая Москвы. Зимой эпидемия несколько затихла, нов 1831 году вспыхнула с новой силой, на сей раз проникнув и в Петербург, где число жертв доходило до 600 в день. Всего погибло от холеры около 100 тысяч человек. Страшные размеры эпидемии отчасти объяснялись и нецелесообразностью мер для борьбы с нею. Высшие государственные чиновники больше препирались между собою о средствах пресечения эпидемии, нежели боролись с нею. Жертвами ее пали цесаревич Константин, фельдмаршал Дибич и целый ряд высокопоставленных лиц. Но конечно, тяжелее всего холера обрушилась на низшие классы. Видя себя беззащитными перед грозным врагом, чувствуя ничтожность принимаемых правительством предохранительных мер, население начало волноваться, сперва глухо, потом открыто. 22 июня 1831 года в Петербурге, на Сенной площади, где собралась 5-тысячная толпа народа, вспыхнул серьезный бунт. Вызванные войска действовали вяло. Николай, находившийся в Петергофе, поспешил в Петербург и содействовал успокоению. Так как в биографии Николая было мало блестящих страниц, событие это было всячески и на все лады расписано и даже явилось темой одного из барельефов на памятнике Николаю в Петербурге работы барона Клодта. Барельеф изображает Николая на Сенной, мановением руки заставляющего бунтующую толпу пасть на колени. Холерные бунты не ограничились одним Петербургом. В следующем месяце они возникли в районе Новгородских и Старорусских военных поселений, перейдя в бунт военных поселян против своего начальства. Бунты эти подавлены были с величайшей жестокостью.

68

Это утверждение Николая I насквозь проникнуто ложью, которая, конечно, не могла ввести в заблуждение французского путешественника. Завоевательные тенденции в политике Российской империи эпохи Николая 1 были слишком очевидны. Война с Персией в 1826 году, закончившаяся присоединением Эриванской и Нахичеванской областей, проникновение русских войск на Кавказ, с особенной активностью проявившееся в 1834 году, завоевания в Средней Азии, турецкая кампания 1829 года, присоединившая к России кавказский берег Черного моря, военное вмешательство вдела Турции в 1833 году, закончившееся подписанием выгоднейшего для России договора, — таковы факты из области внешней политики Николая, свидетельствовавшие отнюдь не об его стремлении только «сплотить вокруг себя все население России».

69

Автор не раз говорит о своеобразном демократизме в России: самодержавие настолько подавляет всех без исключения, что под этим ярмом русские становятся разными по своему юридическому положению. Это, конечно, вовсе не уничтожало социальных различий. Старой феодальной иерархии, существовавшей во Франции до Великой революции и служившей Кюстину, видимо, критерием для определения самого понятия иерархии, в России уже давно не существовало: абсолютная монархия уничтожила ее. Но социальные различия, при которых население резко делилось на сословные группы (крестьянин, купец, разночинец, дворянин), существовали в полной мере. Политическое бесправие этих групп придавало России видимость демократизма, позволившую Кюстину провести смелую аналогию между Россией и Францией.