Однако нечто интересное я узнал. Почему, например, сопротивление нам было таким неорганизованным и немного бестолковым, хоть и яростным. А всё очень просто оказалось, да и объяснимо, по большому счёту. Сеньору местному не терпелось результатов похода дождаться, вот и пошёл со всеми присными покараулить у портального маяка, где и попал под раздачу. Маша их всех раз — и в прах повергла, причём в прямом смысле слова. Как в погребальной урне прах, не гуще.

— А зачем искали меня? — спросил Пантелей. — Неужто из-за денег? Сколько там — десять за меня?

— Двадцать.

— Ах, два-а-адцать! — иронически протянул он. — Можно с ума сойти! Бешеные деньги! Настенька… помоги мне с дверкой.

Так обратился он к стоящей рядом сестре моей подружки, указав ей на сокровищницу. Та лишь улыбнулась мимолетно, как Лари часто делает, подняла вытянутую руку с повёрнутой от себя ладонью, и… выбросила такую могучую волну чистой Силы, что меня морозом до костей прохватило, а могучая дверь смялась как листок картона в мозолистой ладони пьяного портового грузчика. Лишь заскрипело и жалобно заныло толстое железо, и с пулемётным треском вылетели могучие заклёпки, одна за другой. Вырвало петли, дверь сплющило в уродливый ком и отшвырнуло с грохотом в сторону — так, что с каменной стены крошка посыпалась.

Затем она вновь обернулась к нам с небрежным видом, хоть и несколько ненатуральным. Похоже, что такая мощь для неё не безделица, откатом-то накрыло. Испарина на лбу, и побледнела даже.

— Насть… а это ты как? — вдруг спросила Маша. — Ты же не колдовала.

— Не колдовала, — улыбнулась та. — Просто знала всё про всех, за что меня все ненавидели. А я ненавидела их за то, что вынуждена всё про них знать. Знать, кто ворует, кто изменяет жене, кто и вовсе с кобылой любится. А они знали, что я знаю. И хотели от меня знать о других. И что это была за жизнь?

Говорила она не повышая голоса, как будто повторяя наизусть давно затверженную речь. Наверное, так оно и было. Она эту речь, пожалуй, с тех пор как говорить научилась, повторяла. Я бы повторял, на её месте будучи.

А что? С таким даром жить среди людей не просто невозможно, но ещё и опасно. Ведь рано или поздно любой задумавший худое сообразит, что все его планы и тайны могут быть раскрыты некой девушкой Настей — лишь потому, что дар у неё такой. Придёт к ней квартальный, спросит, а она подумает — да и ответит. И тогда злодеи подумают немножко — да и убьют её заранее. На всякий случай, от худого. А этого она не узнает, потому что думать про каждого злодея в округе и знать его планы невозможно — думалки не хватит, через край потечет.

— И что теперь за жизнь? — спросила Маша, нагнув голову и глядя исподлобья, словно собираясь бодаться.

— Теперь? — переспросила Настя. — Теперь нормальная жизнь! Беспокойная, но нормальная. Это видела?

Резким жестом, словно отбрасывая что-то в сторону, она указала на дверь, которая на дверь уже и непохожа была. Затем она постучала пальцем с отполированным ногтем по амулету на груди, тряхнула браслетами.

— И вот это ты тоже видела? — Она даже с дыхания сбилась от переизбытка эмоций. — Вот он так сделал, повернул мою Силу в нормальную сторону. Теперь, сестрёнка моя дорогая, я посильней тебя буду! Месяц-другой — и мне даже амулеты не будут нужны, я стану обычной колдуньей!

— И это всё, что тебе было нужно? Стать сильней меня? — прищурилась Маша.

— Дура, что ли? — чуть не подскочила на месте Настя. — Я хотела стать НОРМАЛЬНОЙ. Надоело мне быть уродом, угадывающим всё подряд. Пусть НОРМАЛЬНОЙ колдуньей, пусть даже не колдуньей, но избавиться от этого проклятия, которое все считали даром, но этот дар ненавидели. Это тебе было хорошо! Способная, всеобщая любимица, никому жить не мешает. А о том, как живётся мне, ты хоть раз подумала? Когда тебя все избегают, когда с тобой не хотят говорить и каждый мечтает о том, что в один прекрасный день тебе на голову свалится балка или в городе объявится упырь — и тебя не станет! Когда в каждом втором взгляде видишь: «Чтоб ты сдохла!»

По мере того, как эмоции в её речи взлетали, Настя наступала на явно растерянную Машу, почти прижав ту к стенке. К счастью, напряжение разрядил Пантелей, похлопав в ладони и сказав укоряюще:

— Дамы, дамы! Ну вы же сёстры, прекратите. Некрасиво это.

Подействовало. Пышущая эмоциями Настя отступила назад, Маша с явным облегчением вздохнула. По всему видно, она не знала, что ответить. Охрана колдуна, равно как и гномы, остались недвижимы как статуи, избегая вмешиваться в конфликт двух сестёр-колдуний. Я и сам избегал, собственно говоря, а всё больше напускал на себя отвлечённый вид. А что я скажу? Лишь Лари слушала с заметным интересом.

Пантелей сделал шаг вперёд, оказавшись в центре всеобщего внимания, сказал:

— Собственно говоря, я вёл разговор совсем к другому. — Широким жестом он указал на опустевший дверной проём, ведущий в сокровищницу. — Благодаря трудам и таланту моей новой, не побоюсь этого слова, родственницы… — рука его указала на Машу, — владелец этих сокровищ почил в бозе…

— Кого? — в совершенном обалдении переспросила Маша.

— Родственницы, — ответил колдун, вздохнув. — Девушка, не перебивайте, пожалуйста, это невежливо. Так о чём я? Да, о сокровищах. Никто из нас не будет возражать, если вы вознаградите себя за труды по моим поискам из той кладовочки и не станете ввязываться в глупую, никому из нас не нужную и, если откровенно, бесполезную драку.

Ну, насчёт бесполезности — это вопрос обсуждаемый. Спорный, так сказать. Колдунская самоуверенность уже многих из их почтенного цеха под монастырь подвела. На его месте я и Машу не стал бы недооценивать: она ведь в этом зале во всю силу ещё не выступала, как раз для такой вот встречи себя берегла. Но вот в эту самую встречу вмешался совершенно неожиданный факт, который смешивает все кости на столе, нарушая их стройный порядок.

Действительно, на пальце и у него, и у Насти я увидел тонкие серебряные колечки, какие дают только в храмах Мирои, покровительницы семьи, соединяющей души. Те, кто вступает в брак перед её алтарём, позволяют вмешиваться в свою судьбу высшим силам, и лишь тот, кто уверен в своих желаниях, идёт в этот храм. От Пантелея, злодея и преступника, подобного романтизма я никак не ожидал. Такие признанные злодеи должны стоять перед алтарями из чёрного оникса, залитыми кровью невинных младенцев, и наводить мор и зло на людские земли, а вовсе не держаться с избранницей за руки перед прозрачным алтарём богини Мирои, пока три её жрицы смешивают вашу кровь в хрустальной чаше. Да и вообще, браки под покровительством Мирои всё больше в рыцарских романах великореченских описывались, живые люди не рисковали настолько, чтобы отвечать своей жизнью за верность. У живых людей всякое случается.

Гномы терпеливо сопели за спиной, даже Лари напустила на себя непроницаемый вид, как бы окончательно отстраняясь от семейных разборок. Впрочем, новый объект её внимания тоже обнаружился — тифлинг с модной винтовкой. А он в свою очередь не отрываясь смотрел на неё. И, кажется, заметно нервничал.