Также на идущей мимо театра во Владычино дороге, на том месте, где теперь мост через канал, прежде был так называемый «потаенный фонтан», и стоило только шутнику отвернуть кран, как на бедного, проходившего через мост, лился проливной дождь.

Говоря о бывшем великолепии Кускова, нельзя не вспомнить и о старинных его угодьях. К числу их принадлежала и та роща, которая теперь известна под именем зверинца; зверинец был в окружности до трех верст; еще заметны теперь два пересекающихся под прямым углом в средине леса проспекта и видны следы каменной башни, служившей сборным местом охотников, но уже нет следов построек настоящего зверинца, где содержались разных пород звери: черные американские, серые русские и сибирские медведи, лоси, лисицы и проч. Стада оленей ходили свободно; их считалось до 600 голов: остатки этих стад выведены отсюда в 1809 году, и зверинец уничтожен. Охоту графа составляли обыкновенно сорок псарей, сорок егерей, сорок гусаров и т. д., все по сорока.

Но охота графа принимала иногда более огромные размеры, и тогда театром ее делались все окрестности; сотни наездников и амазонок, благородных гостей графа, цвет тогдашней аристократии, множество богатых экипажей, блестящих ливрей, лихих скакунов в раззолоченных уборах, все это составляло прекрасную картину, напоминавшую охоты Генриха IV в Булонском лесу или королей английских в Виндзоре.

На другой стороне сада, против грота и итальянского дома, возвышалось двухэтажное здание в мавританском вкусе, под названием Эрмитажа; построен последний был архитектором Вальи; в этом здании из нижнего этажа в верхний была машина, поднимавшая на стол 16 кувертов; низ здания был занят тремя буфетами; здесь сервировали стол и приборы, и каждый отдельно поднимался наверх. Здесь был также подъемный диван, поднимавшийся наверх вместе с гостями.

На верху Эрмитажа граф по часам сиживал один, и никто лишний не мог войти туда: все подавалось и принималось машиной. Также необыкновенно богаты были кусковские оранжереи и теплицы, но лучшие деревья перешли к Шереметевым от Черкасского; здесь были бесценные лавровые и померанцевые деревья огромной величины, считавшие уже при графе Петре Борисовиче несколько столетий своей жизни.

Оранжереи, теплицы и грунтовые сараи Шереметева снабжали фруктовыми отводками все окрестные поместья и много способствовали развитию плодового садоводства не только под Москвою, но и во всей России.

Для лавровых деревьев были сделаны особые двери или, лучше, «проломы» до 18 аршин в ширину; таких лавров и померанцев трудно было найти даже на юге; некоторые деревья доходили до 18 аршин высоты, кадки вместе с деревом весили до 150 пудов; для перенесения их с места на место требовалось до ста человек, но на катках их сдвигали с места 60 рабочих; деревьям по счету слоев одного высохшего дерева приходилось с чем-то 400 лет по оценке, сделанной во время опеки над малолетним наследником Шереметева, каждое дерево ценилось 10 тысяч рублей ассигнациями.

На месте нынешнего оранжерейного здания, где уцелела старая домовая церковь, стоял первый дом владельцев, за которым в память петровской эпохи и для собрания воедино голландских памятников сооружен был дом («Голландский» (1749).

Этот дом был весь выложен внутри изразцами, или плитками, самого разнообразного рисунка, с мраморным полом, украшенный по стенам множеством картин с голландскими видами фламандской школы, рисовавшими домашний быт.

Бессонов замечает, что, разумеется, все главные источники для своих причудливых планов молодой граф приобрел, женившись на Варваре Алексеевне Черкасской (1711–1767), дочери А. М. Черкасского (очень честного, но недостаточно деятельного канцлера Анны и Елизаветы) и наследнице несметных, в том числе сибирских, богатств, прибавим — наследнице особенно изящного вкуса; отец заведовал строением дворцов и садов, равно как устройством художественных ремесел.

В Кускове уцелела еще железная решетка, сделанная по рисунку, который во время пребывания здесь на досуге набросала Екатерина…

От «Итальянского» дома через вал вел мостик, где стояли пять каменных изящных домиков с окнами и воротцами, решетками и колоннами: все это было вызолочено; правая сторона обводного канала была отведена для редких птиц, лебедей, журавлей, американских гусей, фазанов, пеликанов и т. д.

Пруды Кускова были полны дорогих рыб: рыбы было столько, что неводом вылавливали зараз по 2000 карасей — и раз была вынута из пруда раковина с жемчугом, в старину на пруду было несколько рыбачьих хижин, стояли яхты со шлюпками и лодками, был остров с руинами, были матросы в шкиперских кафтанах кофейного и вишневого цвета с белыми пуговицами.

Помимо прудов среди садов Кускова протекал быстрый ручей; он был расчищен, углублен, обложен по берегам камнем и обращен в речку, от этой речки сделаны отводы и каналы, вырыты водоемы, ручейки, обставленные разукрашенными, с живописными берегами островками, переходными мостиками, с золочеными перилами, башенками, беседками и т. д.

Перечисляя памятники роскошного прошлого Кускова, нельзя обойти описания каруселя с затейливыми играми, как-то: кольцами, мечами, кеглями, висячим шаром, деревянными конями для езды в одноколках, фортункой, качелями висячими и круглыми на столбах; затем был здесь «Диоген», врытый в землю, — сидел он в дубовом чану со снимающейся крышкой; философ был сделан из алебастра и расписан под цвет натурального тела; он имел при себе муравленый кувшин и шнуровую книгу в кожаном переплете.

В саду еще был Храм молчания или тишины. В этом здании, сооруженном в лабиринте, стояли только, в знак молчания, две большие вазы с крышками. В саду также в некоторых местах возвышались большие декорации из тесу с изображениями красками красивых ландшафтов и строений. Такие декорации часто употреблял в дело князь Потемкин во время приездов Екатерины по бедным и скучным местностям. Была в Кускове одна декорация, представлявшая домики, при них ворота с замком и скобками.

Красовалась там еще беседка «Трефиль», снаружи и внутри обитая равендуком (парусиновым холстом. — Н. М.), с расписными стеклами; на ней надпись: «Найти здесь спокойство»; был и «философский домик», обитый внутри березового корою и на дверях с надписью на французском и русском языках. В числе затей стоял еще «открытый воксал» для музыки и танцев, с наугольными кабинетами, снаружи и внутри фонари и колокольчики.

Но наибольшею роскошью, как мы уже говорили, отличался театр Шереметевых. По величине он равнялся нынешнему московскому Малому театру, но удобством, вкусом, изяществом и богатством он далеко оставлял второй позади.

Построен он, как мы сказали, по плану архитектора Вальи и убран изнутри по рисункам известного Гонзаго. Начат он, по преданию, год спустя после постройки барского дома.

Театров, до постройки главного, в Кускове было несколько: так, по архивным спискам, известны сначала были «Домашний», «Старый», «При вокзале в гае», затем уже «Новый» и «Новоустроенный». В новом виде театр просуществовал недолго — перед кончиной Петра Борисовича и в первые лишь годы Николая Петровича. Театр Шереметева стяжал у современников громкую славу как отличным исполнением богатого репертуара, так и счастливым выбором главных исполнителей, число которых было весьма немногочисленно, зато хорошо поддержано массою танцовщиц, и особенно превосходным оркестром и хором певчих. Особенно также богат был театр роскошными декорациями и обильным гардеробом.