— Что ж вы их все время печатниками называете? Хорошие бойцы. Воевали в ополчении.

— Воевать-то вроде воевали. А потом — опять в печатники вернулись. Теперь — снова на фронт.

— Вот именно. По призыву родины, на усиление Седьмой роты Третьего батальона… — Майор Соболев улыбался только одними глазами, губы его даже не дрогнули. — Ничего, ничего, Андрей Ильич, завтра твои орлы уже так бегать не будут. Посмотри, как они кашу метут! А! Симфония! И полная согласованность действий!

Офицеры засмеялись. Как, каким образом заговорить с ним, терялся в мыслях Воронцов.

— Что еще имеете доложить? — спросил майор Соболев, и по тому, как был задан вопрос, Воронцов понял, что разговор окончен и в нем больше не нуждаются.

— Больше ничего, товарищ майор. Разрешите идти?

— Что, сержант, и никаких просьб и заявлений?

То, что угнетало Воронцова, видимо, читалось на его лице.

— Мне нужен подробный ваш доклад о выходе. Маршрут, состав группы, или, как вы говорите, взвода, с чем и с кем в дороге столкнулись, что видели, что слышали. Подробно — все, что касается противника. С вами вышли двое гражданских?

— Да, я их зачислил в танковый экипаж. Оба — хорошие механики. — Воронцов отвечал четко, ловя любую возможность сказать начальнику штаба стрелкового полка, да и всем офицерам, как храбро действовал взвод во время прорыва, потеряв только двоих и при этом нанеся противнику десятикратное поражение.

Их разместили в тесной землянке в двух километрах от передовой. Выставили часового. И сразу же начали водить на допросы. Допрашивали их два младших лейтенанта, прибывших из штаба дивизии, и начальник Особого отдела полка лейтенант госбезопасности Гридякин. Танкистов от них сразу отделили, забрали в бригаду. В танковой бригаде особист имелся свой.

Младшего лейтенанта Нелюбина и Воронцова водили в другую землянку. С ними разбирался сам Гридякин.

— Все ваши показания вроде бы подтверждаются и показаниями других бойцов и сержантов, и проверкой, которую мы успели провести. Из штаба партизанского полка тоже пришло на вас подтверждение и положительная характеристика. Но где вы, Александр Григорьевич, были с апреля по октябрь? И еще: вот вы тут утверждаете, что вас освободил конвой якобы по той причине, что вас опознала одна женщина, жительница деревни Прудки Медынского района.

— Девушка, товарищ лейтенант госбезопасности. Меня опознала Бороницына Зинаида Петровна, сестра Стрельцовой Пелагеи Петровны, у которой я прятался после того, как немцы прорвались на нашем участке и Шестая рота погибла.

— Шестая рота не погибла! — Гридякин стукнул ладонью по столу. — Шестая рота в количестве… Вот, вот, документы, полученные из училища! И тут написано, черным по белому, что Шестая курсантская рота вышла на позиции Малоярославецкого участка Можайской линии обороны в составе… Ну, неважно, в каком составе.

— Может, кто и вышел. Мне было приказано возглавить группу и держать оборону на левом крыле, потому что возникла угроза обхода позиций на Извери. И мы выполнили приказ. Мы продержались столько, сколько было приказано… Ни минутой меньше. Оборона наша на той позиции представляла собой одиночные и парные окопы. Все они к тому моменту, когда мы их покинули, были разрушены.

— Об этом в документах, которые на наш запрос выслали из архива, ничего нет. Я повторяю вам.

— Ну и что теперь?

— А теперь, Александр Григорьевич, вам ничего не остается, как просто выложить всю правду.

— Я вам уже сказал все, что было. Всю правду.

Затем Гридякин снова начал спрашивать имена и должности преподавателей Подольского пехотно-пулеметного училища, командиров рот и взводов. И когда Воронцов назвал фамилию своего взводного, Гридякин буквально подскочил на стуле.

— Ботвинский?! Борька?! Да мы с ним с одного курса! Земляки!

— Так вы тоже подольский?

— А ты что, не понял? На-ка, покури. — И Гридякин положил на дощатый стол перед Воронцовым помятую коробку «Герцеговины флор».

— Да я не курю. Спасибо.

— И не пьешь?

— Вот выпить бы выпил.

Младшие лейтенанты быстро оформили дела бойцов и сержантов. А Нелюбина и Воронцова все продолжали водить в землянку к Гридякину. Лейтенант уже не предлагал Воронцову покурить. Вынул из синей картонной папки листок и сказал:

— Вы вот показали, что постоянно двигались к фронту в поисках подходящего места для успешного перехода. Так?

— Так.

— А вот что в своем донесении пишет лейтенант Горичкин Иван Тимофеевич. Вы фактически воспрепятствовали ему после падения самолета уничтожить то, что могло находиться в исправном состоянии, а именно: бортовую радиостанцию, пулемет ШКАС, другое вооружение. Все это, как можно предположить, попало в руки к противнику, так как падение самолета произошло на оккупированной территории. Частично эти факты подтверждает и летающий стрелок, сержант Калюжный Федор Иванович.

— В боевой обстановке, товарищ лейтенант госбезопасности, действуют другие законы.

— Что?! Какие такие особенные законы могут действовать в боевой обстановке, кроме устава и присяги?!

Воронцов опустил голову. Лучше не залупатъся, вспомнил он совет старшего лейтенанта Солодовникова. Ротный похлопал его по плечу и сказал:

— Ну, взводный, с богом. Подписывай там протокол и возвращайся. Винтовка твоя будет цела. Такие орлы мне нужны. Я так понял, теперь вами будет заниматься Гридякин. Он мужик не говнистый, но ты и сам не залупайся.

Гридякин закурил. Лист с донесением лейтенанта Горичкина с легким шорохом дрожал в его руке. Интересно, что там наклепал на него этот летун?

— Вытащили, называется, командира из пекла… Да за одно это… Мы ж не бросили его, товарищ лейтенант!

— Ну, то, что вы его не бросили, он тоже признает. Даже фельдшера нашли… Немца. — Гридякин цеплялся за каждый факт. Но в голосе его не было той ожесточенности, с какой гнал их капитан к оврагу в октябре прошлого года.

Об этом, как и многом другом, Воронцов помалкивал. О многом молчал и Нелюбин. Слава богу, недолго допрашивали Степана.

— Не знаю, Александр Григорьевич, чем вы приглянулись майору Соболеву и старшему лейтенанту Солодовникову… Они за вас ходатайствуют. Ну, с Солодовниковым все понятно. Тот, вероятно, почувствовал родственную душу. Авантюрист и капитан сорвиголова. Правда, до капитана еще не дослужился. А вам почему до сих пор лейтенанта не присвоили?

— Не до того было. Вышел бы к Подольску, к своим, может, уже и присвоили бы.

— А почему ж не вышел?

Воронцов внимательно посмотрел на лейтенанта и сказал:

— Напарника хорошего, не было, товарищ лейтенант госбезопасности. Вот с вами бы точно вышел.

Гридякин докурил «Герцеговину флор», придавил в глиняной пепельнице окурок и хмыкнул: