Проведем джутц? – спросила Кэрол. «Джутц» заимствованное ими слово, служило для обозначения управляемого перемещения с канала на канал. Он несколько лет не слышал этого слова и улыбнулся пробудившимся воспоминаниям о не столь сложных исследованиях с более быстрыми результатами.

Просто посмотрел время. Еще тридцать секунд.

Он обдумал это. К этому времени нам уже следовало попасть в центр Страны. Если он там, где небоскребы, мы ничуть не приблизились. Если начать джутц, мы вовсе лишимся ориентиров…

Я полностью за, сказала Кэрол.

Думаю, не стоит. Все это что-то да значит.

Давай вызовем такси.

Это было шуткой лишь отчасти. Они могли вызывать проявление некоторых свойств; но в нынешних обстоятельствах Мартину не хотелось без настоятельной необходимости навязывать Стране свои визуальные образы. Однако, может быть, не исключался компромисс: найти функцию, которой они смогут воспользоваться.

Поищи метро, сказал он.

Они огляделись; входов в метро не было.

Учащенное сердцебиение барабанного боя не прекращалось ни на секунду.

А он говорил, что вырос в Бруклине, сказала Кэрол, нахмурившись.

Давным-давно уехал оттуда. Может, попробуем снова исследовать здания… спустимся в подвалы. Предположим, тут может быть какой-то способ перемещения.

Они подошли к тому, что могло быть пустым бакалейным магазином на первом этаже двухэтажного каменного здания, тянувшегося вдоль всего квартала. Внутри бакалея была продумана тщательнее; проходы и полки, кассовый аппарат, сделанный из чего-то типа планшета, – скорее скульптура, чем устройство. Кэрол потрогала каменные клавиши.

Вон дверь, сказал Мартин. Они прошли по среднему проходу в глубину магазина, распахнули двустворчатую дверь и оказались над огромной помойной ямой, выкопанной в пещере. От ямы их отделял проходящий за дверью парапет с ограждением.

Боже, сказала Кэрол. Здесь не просто мусор. Это тела. И опять кости.

Мартин снова увидел вместо костей груды разбитых керамических лиц. Прежде он никогда не встречал в Стране ничего подобного; эти знаки на грани кошмара, казалось, указывали на какую-то внутреннюю войну, внутренний геноцид.

Мы ничего не добьемся, пока не найдем что-то от настоящего Голдсмита, сказал Мартин. Мы видим лишь оболочку.

Возможно, мы в ловушке, сказала Кэрол.

Я никогда не наблюдал в Стране никаких обманок.

Мы никогда не наблюдали ничего подобного.

Мартин задумался, не может ли здесь быть лабиринта. Могли интеллектуальные ресурсы Голдсмита возвести баррикады, защищаясь от их исследования? Голдсмит не мог знать, чего ожидать от исследования, но его различные органоны могли сопротивляться, стремясь избежать болезненных самооткровений.

Возможно, ты видела такое. Возможно, мы наблюдаем умышленное закрытие, сказал Мартин. Лабиринт с вводящими в заблуждение элементами… Не ложь, не обман, но ложные пути и приманки.

Кэрол поморщилась, глядя на яму.

Если это малозначительные элементы, на что похожи серьезные?

Мы не найдем здесь ничего полезного.

Вернувшись на улицу, Мартин нагнулся, чтобы потрогать то, что выглядело как асфальт. Структура крупнозернистой поверхности сначала была непонятной, но почти сразу та стала шершавой и абсолютно убедительной. Он взглянул на Кэрол. Она на миг показалась слегка расплывчатой, но тотчас обрела плотность.

Думаю, пора употребить власть, сказал он.

Почти пора. Что сначала?

Нам нужна улица, ведущая прямо к сердцу города. Скажем, вон оттуда.

Он указал на следующий перекресток, мелодраматично нахмурился, демонстрируя сосредоточенность, и взмахом руки велел ей поступить так же. Внешне ничего не изменилось, но на такое воздействие лучше всего откликались объекты или ситуации, скрытые из поля зрения. При таком подходе требовалось меньше явных изменений в наблюдаемом.

Отлично. Теперь проверим.

Они дошли до поворота и остановились лицом к далекому горизонту. Прямая как стрела, новая улица вела к городу. Звук барабанов стих; теперь слышался лишь отдаленный шелест, словно шуршали юбки из тафты или ветер колыхал пальмовые листья.

Вполне возможно, мы ничего не изменили; может быть, эта улица и так шла в ту сторону, сказала Кэрол.

Мартин снова сосредоточился, решив, что попробует проделать новую реконструкцию в одиночку. За их спинами заревел двигатель. Обернувшись, они увидели старый дизельный автобус, шумно тарахтящий и извергающий клубы дыма. Мартин протянул руку и ухватился за опору автобусной остановки, которую раньше не замечал.

Я снова оказал воздействие, пояснил он.

Автобус подъехал к тротуару и открыл дверь. Дизайн в стиле конца двадцатого века, но ни водителя, ни места для водителя. Все на борт, предложил Мартин.

Автобус рванул с места так, что их заметно тряхнуло. Кэрол сидела на обтянутом искусственной кожей сиденье; Мартин стоял, держась за гладкую стойку.

Похоже на детские воспоминания Голдсмита, сказала она. Ты уверен, что это была твоя идея?

Это наше совместное, сказал Мартин.

За окнами все расплывалось. За предметами вновь стремительно нарастали шлейфы их черных призрачных силуэтов. Автобус ехал быстрее, чем происходило обновление сенсорной информации.

Когда выдернем шнур? – спросила Кэрол. Она показала на темную пластиковую веревку, продетую в металлические петли над окнами.

Может, и не потребуется, сказал Мартин. Он повысил голос и обратился к передней части автобуса, где не было кабины водителя: Высадите нас, пожалуйста, в центре города.

За стенами автобуса все почернело, яростно замерцало и вернулось. На смену унылым пустым проездам между темными заброшенными жилыми домами пришли широкие, хорошо освещенные улицы, снующие толпы, высокие, чистые, как будто бы процветающие здания, легкий снежок, рождественские украшения. Автобус притормозил, и дверь открылась, впуская в салон вихрь снежинок. В воздухе витало ощущение холода. Они спустились с подножки автобуса и замерли на широкой улице среди прохожих, жителей центральной городской части Голдсмита.

В движении и суете прохожих почти не проявлялось никакой истинной индивидуальности. Их образы выражались размытым ощущением цвета, внезапно возникающими нечеткими очертаниями рук или одежды, длящимся всего миг впечатлением, похожим на поспешно выхваченное из фотогалереи лицо. Эффект был более чем впечатляющим; Мартин и Кэрол почувствовали себя по-настоящему одинокими в этой толпе. Вихрь измышлений продолжался без помех.

Мне это совсем не нравится, сказал Мартин.

Как думаешь, все эти смысловые знаки – такие вот пустышки? – поинтересовалась Кэрол.

Он покачал головой, кривясь от отвращения. Их здесь вообще могло бы не быть. Какую функцию они выполняют?