– Ну да, на Этой Стороне колдовать в сто раз легче, – понимающе кивнул Стефан. – Кто здесь у нас хоть на какую-нибудь пустяковую мелочь способен, там сразу выходит в дамки. Я же тоже совсем молодым впервые туда попал. Ну, правда, в очень интересные времена. Ты про Эпоху Исчезающих Империй слышала? Вот примерно тогда.

– Ну ты-то вообще! – вздохнула Дита. И повторила: – Ты – вообще! Валентин до конца жизни столько не выпьет, сколько я ему теперь по справедливости должна за тебя поставить. Даже если тысячу лет проживет.

– А кстати, кто он? – оживился Стефан. – Интересный мальчик этот твой Валентин!

– Ему вообще-то уже за сорок, – заметила Дита.

– Ай, для меня вы все дети, – отмахнулся Стефан. – Ладно, специально ради твоего удовольствия пусть будет не «мальчик», а «интересный мужик».

– Действительно интересный, – кивнула Дита. – У него в юности шило в заднице было таких размеров, что хватило бы на семерых искателей приключений. Кино о нем можно снимать! Лет девятнадцать ему, кажется, было, когда уехал из Берлина. Хотя знал, что с такими дураками случается, об этом у нас все знают, детишкам страшные сказки рассказывают о потерявшихся на Другой Стороне. «Один мальчик покинул Граничный город и сразу стал несчастным стариком, у которого все родные умерли, а другая девочка уехала из Граничного города, вышла замуж за противного человека и прожила с ним без любви, ради денег всю жизнь». В общем, чего только у нас о жутких судьбах Другой Стороны не рассказывают! Но Валентин именно поэтому и удрал. Решил, что когда есть возможность прожить несколько разных, не похожих одна на другую жизней, надо брать, не раздумывая, а уже потом разбираться, нравится тебе или нет. Короче, наш Валентин сгинул с концами. Никто не надеялся, что он вернется, все знали, что так не бывает, оплакивали его горше, чем любого покойника. Но через шесть, что ли, лет Валентин вдруг объявился в Берлине. Приехал на гастроли с панк-группой, в которой тогда играл. И однажды ночью вломился в мой бар – я его тогда как раз только-только открыла. Решила, что надо нашим здесь, на Другой Стороне, помогать, а то постоянно влипают в разные неприятности, уже пошли разговоры, что надо запретить прогулки и поставить у прохода охрану. А я натурально холодею, когда слышу слово «запретить». Из всех зол на свете запреты – худшее зло! Поэтому я предложила городскому управлению помощь, они ее приняли и согласились не препятствовать свободному перемещению горожан. А мне к тому времени и самой уже стало интересно пожить в Берлине, где все так разительно изменилось, а уж я-то как изменилась – слов нет!.. В общем, открыла я бар, и тут вдруг Валентин вернулся. И прямиком ко мне! Говорил потом, что совершенно случайно ко мне заглянул, без каких-то особых тайных предчувствий, просто шел мимо пьяный, искал, где добавить, а у меня свет горел. Везучий, чертяка! Ну я-то его сразу узнала. И домой практически волоком отволокла. Вернее, отвезла в такси, пообещав отпадную вечеринку с оргией в заброшенной гостинице. Обманула беднягу! Впрочем, он был только рад. Дома-то наш Валентин совсем не по оргиям. Ему бы книжку в гамаке почитать. Ужасно все-таки интересно, как иногда радикально меняется личность от забвения на Другой Стороне! Притом что человек тот же самый. Дома вспоминает свои приключения и за голову хватается – столько лет прожил, как в диковинном сне! Впрочем, я пока мало видела. Таких, чтобы не просто заблудились в Берлине и забыли дорогу домой, а выехали из города – всего двоих. Валентин и еще одна взбалмошная девчонка сбежала от несчастной любви. Справедливости ради, когда вернулась домой, на любовь ей было уже плевать, так с новой судьбой намучилась. Надеюсь, больше таких дураков, как эти двое, не будет. Хотя бы не в ближайшее время. Эти везучие, оба домой вернулись, целые, невредимые, и встряска явно пошла им на пользу. Но все равно не нравится это мне! Я имею в виду настолько тотальное, всеобъемлющее забвение, да еще и с полной подменой личности и судьбы. Очень я таких штук боюсь! Как же мне повезло, что сохранила память о своей прежней жизни, когда забрела в «страну фей»! И ты тоже никогда себя не забывал, да?

– И я, – кивнул Стефан. – Так, кстати, редко бывает. Эта Сторона мало кого из наших соглашается принимать, но если уж берет, то с концами – вот тебе новая биография, добро пожаловать, дорогуша, ты жил здесь всегда. Мы с тобой удивительные счастливчики. Мало кому так везет! Я сперва был уверен, дело не столько в везении, сколько во мне самом. Думал, я крутой, поэтому ничего не забыл. Чем ты круче, тем выше шансы, что любая игра будет идти на твоих условиях, потому что ты сам игрок… Все это чистая правда, конечно. Но с Этой Стороной не проходит. Там натурально лотерея, как есть. Я знал нескольких замечательных практиков, которые, оказавшись на Этой Стороне, немедленно вспомнили, как всю жизнь там прожили, и перестали узнавать старых друзей. И других, кого Эта Сторона не приняла, несмотря на всю их непомерную крутость. Я бы на ее месте двумя руками вцепился в такую добычу, а она – нет, не взяла. И совсем простых людей, которые даже собственных снов никогда не помнили, о большем не говорю, однако на Этой Стороне не истаяли и память о себе сохранили, я тоже встречал. По какому принципу она выбирает, наверное, никогда не пойму.

Дита улыбнулась, плеснула в стакан еще виски. Сказала:

– Совершенно сейчас от него не пьянею. Наоборот, прихожу в сознание. Действует как противоядие – от тебя!

Стефан рассмеялся, страшно довольный.

– Ты понимаешь. Именно так и спасаются добрые люди от избытка меня! И от избытка себя, и вообще от любого избытка. Выпивка отупляет и возвращает на землю. Полезная штука для тех, кто не хочет внезапно стать сверхновой звездой. А лично я, если честно, не очень. Это, как минимум, невыгодно для карьеры. Звезд на небе и без меня хватает. Отлично ребята справляются. А тут я такой один.

– Вот это точно! – подтвердила Дита. – Не понимаю, как земля тебя носит, но это она молодец.

– Да с удовольствием она меня носит! – рассмеялся Стефан. – И всегда просит добавки: давай, ходи еще!

Решил – надо ее еще больше обрадовать, гулять, так гулять! – встал, подошел к Дите и снова ее обнял. На этот раз не с познавательной целью, все, что хотел, он о Дите уже узнал, а просто чтобы ободрить. Потому что одно дело словами сказать: «И ты такая крутая будешь, куда теперь денешься», – и совсем другое – наглядно показать, как именно это случится, все возможные варианты, все великое множество разных, но в одинаковой степени великолепных, бесконечных вечных путей. Тут уже не отвертишься, не скажешь: «не верю», – потому что верить не надо, надо просто смотреть.

Наконец сказал:

– Ладно, хватит с тебя. А то ты столько виски не выпьешь, сколько надо, чтобы в себя прийти. Пузо лопнет!

– Не лопнет, оно у меня вместительное, – ответила Дита, едва ворочая языком и с трудом вспоминая слова. Но ведь ворочала и вспоминала! Стойкая девочка, молодец.

В этот момент входная дверь хлопнула, вернее, громыхнула, словно ее не открыли, а вышибли, и в бар ворвался ослепительный вихрь. То есть формально просто до изумления пьяная длинноногая девица с всклокоченными кудрями, но на самом деле все-таки именно вихрь.