Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прощай.
Макс крепко обнял прожженного двойного шпиона, купившего благополучие и свободу ценой предательства. Обнял своего отца, спасшего ему жизнь. От него пахло крепким одеколоном и еще чем-то неуловимо родным и близким... Невоспроизводимым запахом детства. Ему опять, как много лет назад, надо было бежать, оставляя отца в другом измерении. Но теперь он сам мог планировать будущее.
– Я вернусь, папа... Я обязательно вернусь! Ярко светила луна, загадочно плескалось серебристое море. Из темноты вынырнул мигающий красный огонек, послышался стрекот вертолетного двигателя. Машина привычно коснулась песка и замерла в какой-нибудь сотне метров. Лопасти медленно вращались.
– Беги! – сдавленно сказал Томпсон-Пиркс и отвернулся.
Чуть замешкавшись, Макс бросился к вертолету.
Томпсон-Пиркс проводил взглядом взлетающую машину и смотрел вслед до тех пор, пока мигающий огонек не растворился во мгле. И потом долго сидел неподвижно, опустив стекло и жадно глотая холодный, насыщенный ионами морской воздух. Спешить некуда – для него все закончилось. Попытаться спастись можно только одним путем: сбежав за тридевять земель. Но в его возрасте четвертую жизнь не начинают.
Впрочем, одно дело у него еще осталось. Пиркс вытащил из кармана бриллиант, отстраненно полюбовался играющим вокруг него ореолом. Открыл перчаточный ящик: там лежали девятимиллиметровый револьвер и кнопочный нож. Перегнувшись назад, подрезал снизу сиденье и засунул камень туда.
Потом достал телефон и позвонил Луизе.
– Послушай, девочка... Я оставил для тебя кое-что в заднем сиденье. Подарок. Загони машину в гараж, сними сиденье, и ты найдешь эту вещь.
– Что случилось? – испуганно спросила женщина. – Что с тобой?
– Ничего... Все нормально...
– Это связано с тем парнем? Я так и знала! Где ты? Когда ты вернешься?
Луиза была в панике. Странно. На нее это не похоже – очень спокойная женщина... Он хотел сказать ей что-то хорошее, успокоить, но не смог и нажал клавишу отключения. Телефон тут же зазвонил снова, он подумал, что перезванивает Луиза, но оказалось, что это Ричард Уоллес. Голос его звучал глуховато и немного печально.
– Я не могу связаться с вертолетом, Рон. Ты не знаешь, в чем дело?
– Знаю, Дик. Он должен долететь до места, и он долетит. На борту мой сын.
Наступила продолжительная пауза. Эфир был чистым, без шорохов и тресков.
– Я так и думал, что за этим стоит нечто неординарное. Ты ведь не продался бы за деньги... Томпсон-Пиркс молчал.
– Надеюсь, ты понимаешь, что это ничего не меняет? – вновь возник надтреснутый голос шефа Южного бюро.
– Да, я это понимаю.
– Ты очень подвел меня, Рон. Да и всех нас подвел. Я ведь сообщил в Центр, что успешно провожу «Замещение», и там ждут результатов. А теперь я сообщу о провале и о тебе... Вряд ли я после этого останусь на службе.
– Извини, Дик. Мне очень жаль. Уоллес вздохнул.
– Ладно, Рон. Мы долго работали вместе, какие тут могут быть счеты. Но ты знаешь порядок. И я не могу ничего изменить.
– Я понимаю, Дик. Не волнуйся... Я знаю – ты всегда хорошо ко мне относился.
– Где ты сейчас?
– Там, куда садился вертолет. Скоро поеду обратно. Наверное, через полчаса?
– Да, Рон, это будет нормально. Через полчаса. Ты настоящий мужчина. Мне чертовски жаль, что так получилось. Прощай.
– Прощай, Дик.
Телефон ожил снова. На этот раз звонила Луиза.
– Ты где, Рональд? Я хочу приехать к тебе!
– Я сам приеду к тебе, девочка. Знаешь, раньше меня звали Томом. А еще раньше – Петром.
– Что? Что ты говоришь?! Ты где, Ронни?!!
Пиркс совсем отключил телефон.
Ровно через полчаса, опустив левое и правое стекла, он развернулся и медленно поехал в сторону города. Вскоре впереди раздался рев мотоциклов, четыре фары, как неводом перекрыв шоссе, быстро приближались. Они охватили «Ситроен» полукольцом: черные кожаные куртки, темные отблескивающие маски вместо лиц, пистолеты, удлиненные цилиндрами глушителей...
Он выстрелил первым: вначале влево – темное стекло шлема разлетелось вдребезги, на миг за ним мелькнуло белое лицо, но оно тут же тоже стало темным и опрокинулось вместе с мотоциклом.
– Пш! Пш! Пш! – лобовое стекло машины брызнуло осколками, сквозь маленькие дырочки ворвался ледяной ветер смерти. Перегнувшись вправо, Пиркс выстрелил еще дважды – второй мотоциклист слетел в кювет, но тут сразу две пули угодили ему в голову, и наступила вечная тьма.
* * *
Макс прилетел в Лондон ночью. Переночевал в аэропорту, утром абонировал в Британском банке сейф на предъявителя, спрятал бриллианты, тщательно записал шифр и пароль. Потом из таксофона позвонил Худому. Перед тем как отправиться на встречу, он зашел в непривычно чистый общественный туалет, разорвал на крохотные клочки французский паспорт, спустил в унитаз и тщательно промыл. Он очень хотел избавить отца от неприятностей.
– Они все смотрят на меня! Понимаешь – смотрят! И сдерживают улыбки! Или просто думают, что я дам любому!
Фокин тяжело вздохнул. Эти сцены стали ежедневными и аппетита за завтраком не прибавляли.
– Тебе просто кажется. Доктор сказал, что это остаточная реакция, это пройдет...
Лучше бы он этого не говорил. Как бензином плеснул в тлеющий костерок...
– Много знает твой доктор! Да и ты вместе с ним! Наташа уперла руки в бока и широко расставила ноги, приняв агрессивную позу базарной торговки. Раньше она так не делала – одно из многочисленных больничных приобретений.
– Это же не вас били и насиловали в подвале! Не вас хотели убить! Не на вас повесили ярлык бляди, чтобы все смотрели!
– Ну не ходи на работу, посиди какое-то время дома, – увещевающе сказал Фокин. – Хочешь, я устрою тебя в другое место?
Лицо жены исказилось.
– Умный какой! Да там тоже сразу все узнают! И скажут – раз оттуда ушла, значит, признала, что виновата!
Это могло продолжаться до бесконечности. Наташу будто подменили: она стала некрасивой, вздорной и злой. Казалось, за все пережитое она хочет отомстить своему мужу. Наверное, потому, что он был ближе других.
Фокин отставил недопитую чашку с чаем и встал.
– Я пошел на службу.
– Иди. Скатертью дорожка!
День начинался испорченным настроением. Как и все последние дни. После выписки Наташи жизнь превратилась в ад. Спускаясь по лестнице, Фокин бросил в рот сигарету. Он то бросал курить, то снова начинал. И эта борьба с собой доставляла мазохистское удовольствие и отвлекала от действительности. Когда делаешь себе уступку, мир вокруг становится немного веселей... Он щелкнул зажигалкой, затянулся...